Роза и Тис. Дочь есть дочь. Бремя любви. Рассказы

— Хью! Как ты любишь все анализировать. Хорошо, я попытаюсь. Наверное потому, что у меня отсутствует инстинктивное восприятие жизни. Для меня невыносимо сознавать, что моя воля и разум могут быть полностью захвачены эмоциями. Я могу контролировать свои действия и в значительной мере контролирую свои мысли… Но не быть в состоянии управлять своими чувствами! Это задевает мою гордость и унижает меня.

— Ты не думаешь, что существует опасность чего-то серьезного между Джоном Гэбриэлом и миссис Барт? — вернулся я к прежней теме разговора.

— Ходят слухи. И Карслейка это беспокоит. Миссис Карслейк утверждает, будто сплетничают многие.

— Ну и женщина! Да она сама может что угодно выдумать!

— Согласна. Однако миссис Карслейк представляет общественное мнение. Точнее, мнение наиболее злобной и болтливой части общества Сент-Лу. К тому же и Барт распускает язык, когда выпьет лишнего, а это случается очень часто. Конечно, всем известно, что он очень ревнив и на многое в его разговорах не стоит обращать внимания, но все это порождает слухи.

— Гэбриэл должен быть осторожнее, — сказал я.

— А это не в его характере, не правда ли?

— Ты не думаешь, что ему в самом деле нравится эта женщина?

— Мне кажется, — не спеша ответила Тереза, — что Гэбриэлу просто ее жаль. Он — из тех, кто легко поддается состраданию.

— Как ты думаешь, он не заставит ее бросить мужа? Это было бы несчастьем!

— В самом деле?

— Дорогая Тереза, в таком случае все рухнет!

— Я знаю.

— Но ведь это катастрофа!

— Для Джона Гэбриэла? Или для партии консерваторов? — язвительно спросила Тереза.

— Собственно говоря, я думал о Гэбриэле. Но это было бы катастрофой и для консервативной партии тоже.

— Я, разумеется, не политик, — сказала Тереза, — и меня нисколько не пугает, если в Вестминстер изберут еще одного лейбориста (хотя было бы ужасно, если бы меня услышал Карслейк!). Мне значительно интереснее знать, будет ли это бедой для Джона Гэбриэла или нет. Предположим, что в результате он станет более счастливым человеком.

— Но Гэбриэл жаждет выиграть на выборах! — напомнил я.

— Успех и счастье — два совершенно разных понятия, заметила Тереза. — И я не верю, что они совместимы.

Глава 14

Утром, в день проведения праздничного мероприятия, пришел Карслейк и стал изливать свои тревоги и страхи.

— Пустые слухи, конечно! Я знаю миссис Барт всю мою жизнь — ее воспитали в строгости и все такое. Очень славная и милая женщина. Но вы же знаете, люди могут всякое подумать!

Я знал, что может подумать — и подумала его жена. По-видимому, это и был критерий, по которому Карслейк судил о других людях. Он ходил взад-вперед по комнате, раздраженно потирая нос и рассуждая вслух:

— Гэбриэл — добродушный парень, и он был к ней добр. Но он действовал легкомысленно. А во время выборов нельзя позволять себе быть легкомысленным.

— Вы хотите сказать, нельзя быть добрым?

— Вот именно, вот именно! Гэбриэл был слишком добр… и добр на публике! Он был с ней в кафе «Рыжая кошка». Это нехорошо выглядит. Зачем было пить с ней там кофе?

— А почему бы и нет?

Мой вопрос Карслейк проигнорировал.

— В это время все наши старые кошки приходят туда на чашку кофе. Потом он как-то утром довольно долго ходил с ней по городу… нес ее сумку с покупками.

— Это самое малое, что мог бы сделать джентльмен от партии консерваторов, — пробормотал я.

Карслейк опять оставил мое замечание без внимания.

— И еще он как-то раз подвез ее на своей машине, — продолжал Карслейк. — Это было на ферме Спрэга. Довольно далеко. Все выглядело так, будто они вместе ездили на пикник.

— В конце концов теперь тысяча девятьсот сорок пятый год, а не тысяча восемьсот сорок пятый, — напомнил я.

— С тех пор тут мало что изменилось, — сказал Карслейк. — Я ведь не имею в виду новые бунгало, толпу художников и всех иже с ними — эти-то вполне современные. О нравственности, морали и говорить не приходится… Но они все равно проголосуют за лейбористов, а мы должны побеспокоиться насчет солидной, респектабельной части города. Гэбриэлу непременно следует быть осмотрительнее.

Через полчаса после его ухода ко мне ворвался Гэбриэл. Он был вне себя от ярости. Карслейк сделал ему тактичное внушение, приведшее к обычному результату всех своевременных тактичных замечаний.

— Карслейк — старая баба, набитая грязными сплетнями! — кипятился Гэбриэл. — Знаете, что он имел наглость мне сказать?!

— Да, мне уже все известно. Между прочим, в это время я обычно отдыхаю. И не принимаю посетителей.

— Ерунда! Отдых вам ни к чему, вы и так постоянно отдыхаете. Вы обязаны меня выслушать! Должен же я, черт побери, выпустить пар! К тому же, как я вам уже говорил, это единственное, на что вы годитесь, так что извольте быть любезным и терпеть, когда людям захочется услышать звук собственного голоса!

— Я хорошо помню, как мило вы мне сказали об этом.

— Сказал, потому что хотел задеть за живое.

— Я так и понял.

— Может, это прозвучало несколько грубо, но, в конце концов, нельзя же быть таким тонкокожим и чувствительным!