Роза Марена

Он медленно шел через огромный зал по покрытому кафельной плиткой полу, прислушиваясь к слабому эху своих шагов. Он старался смотреть на все глазами Розы, чувствовать все ее кожей. Быстрый взгляд в сторону заторможенных ребятишек с осоловелыми глазами (кто-то из них просто сонный, все-таки в три часа ночи детям положено спать, а кто-то явно наширялся по самое не хочу) в закутке игровых автоматов. Она на миг замирает на месте и растерянно озирается по сторонам. Взгляд упирается в телефон-автомат. Но кому ей звонить? У нее нет ни друзей, ни семьи. Вообще никого – даже впавшей в маразм старой тетки на каком-нибудь ранчо в Техасе или в горах Теннесси. Она смотрит на двери на улицу и, может быть, на секунду задумывается о том, чтобы выйти, найти себе комнату на ночь в каком-нибудь недорогом отеле и отгородиться закрытой дверью от этого страшного, равнодушного и опасного мира – ей должно хватить денег на номер в отеле, спасибо его кредитке, – и что же… выходит она или нет?

Норман остановился у подножия эскалатора и нахмурился. Нет, вопрос надо ставить иначе: Я выхожу или нет?

Нет, решил он, подумав, не выхожу. Во-первых, это напрасная трата денег: заезжать в мотель в половине четвертого утра, когда уже в полдень придется оттуда вываливаться. Лучше я здесь посижу. Часа два-три я выдержу, постараюсь выдержать. И потом, мне, наверное, не стоит шляться по городу в такой час. Это опасно. Город чужой, а до рассвета еще два часа как минимум. Я же смотрю криминальную хронику по телевизору, я читаю романы про полицейских, я сама замужем за полицейским. Я знаю, что может случиться с женщиной, которая ходит одна по улицам в темноте. Так что я лучше дождусь, когда будет светло.

Вот только чем мне пока заняться? Как убить время?

В животе у него заурчало, так что ответ пришел сам собой.

Да, надо чего-нибудь съесть. Последняя остановка была в шесть вечера, и с тех пор я вообще ничего не ела. Проголодалась ужасно.

Рядом с кассами был небольшой кафетерий. Норман пошел туда, переступая через спящих на полу бомжей и подавляя в себе желание пнуть ногой по башке пару-тройку этих завшивевших образин. В последнее время его все чаще и чаще тянуло на подобные подвиги, и ему приходилось сдерживать себя изо всех сил. Он ненавидел бездомных бродяг – это дерьмо собачье на двух ногах. Он ненавидел их виноватый скулеж и неумелые попытки разыгрывать из себя сумасшедших. Когда к нему подвалил один из таких ублюдков, пребывающий явно в полукоматозном состоянии, и спросил, нет ли у господина хорошего лишней мелочи, Норман едва сдержался, чтобы не размазать ублюдка по стенке. Вместо этого он опустил глаза и тихонько проговорил: «Оставьте меня в покое, пожалуйста», – потому что она сказала бы именно это и именно так: тихо и опустив глаза.