Роза на кресте

«Ну, и куда его положить? Кровать же у меня одна, а диванчик слишком короток, чтобы укладывать парня на него», — Адриан огляделся по сторонам, пытаясь куда-нибудь пристроить спящего журналиста в своей квартире. Приняв решение, что кровать все же его, он опустил того на кожаный диванчик, и отправился за постельным бельем для него. Наскоро раскинув простыню и подсунув под его голову подушку, он принялся парня раздевать — жаль будет, если его костюм изомнется…

Он лежал на своей кровати без сна, пялился в темноте в потолок, пытаясь рассмотреть там нечто занимательное.

«Ну, и что? Интервью не получилось, — хмыкнул Адриан. — Хотел рассказать, хотел поделиться с журналистом, душу перед ним обнажить, так сказать. Душу, которой нет, вот уже почти триста лет».

Триста лет он слонялся по земле, взирая, как менялся этот мир. Только он не менялся. Нет. Вот тут Адриан лгал себе. Он менялся не внешне, нет, менялась его сущность…

Ее, Адриану Кермит, дочь третьего графа Суррея, предательски убили кинжалом в спину. Но прежде чем испустить дух, прежде чем последний вздох сорвался с ее губ, к ней явился человек в черном и спросил, хочет ли она отомстить. Адриана только прикрыла глаза в знак согласия, как просил человек, может, она и не соглашалась, а глаза прикрыла только потому, что обессилила в попытке удержать жизнь в своем теле. Но как бы то ни было, она стала тем, кем стала — бездушным Адрианом Кермитом, меняющим свое имя раз в десять-двенадцать лет.

Он даже не знал, как это происходило, но однажды рядом с кроватью в его спальне оказывались новые документы и инструкции, что он должен сделать, прежде чем исчезнуть и возродиться заново, как птица Феникс. А потом приходить к таким же, как он, насильственно лишенным жизни, помогая им исполнить свое предназначение на Земле и удалиться в мир иной.

Она отомстила за свое убийство. Но удовлетворения от этого не испытала. Все было банально просто — ее кузен нанял убийц, чтобы те освободили ему дорогу к титулу. Но кузен не знал, что у отца Адрианы был еще и сын, мальчик, рожденный в законном браке и являющийся прямым наследником, а не она, Адриана, которая категорически отказалась стать супругой своего кузена. Мать мальчика была служанкой в их доме, ею и оставалась, хотя брак с отцом Адрианы был оформлен по всем правилам. Мальчик был воспитан, как и положено сыну третьего графа Суррея. Ему просто никогда не сообщали, что его няня — это его мама, и женщина молчала — таковы были условия ее нахождения рядом с сыном. После смерти своего отца, он стал четвертым графом, его опекуном — Адриана, но об этом кузен не знал, а уже после «смерти» — мать юного четвертого графа смогла раскрыть свою тайну. А Адриана, став ангелом-хранителем своего брата, следила, чтобы с ним ничего не случилось. Она обожала жизнерадостного мальчишку всем сердцем, поэтому окружила его преданными слугами, которых подобрала сама, и которые готовы были отдать за него жизнь.

А потом пятым графом Сурреем стал его первенец. А потом… Словом, жизнь продолжалась, а для Адрианы она остановилась, замерев на отметке тридцать.

Оглядываясь в прошлое, она не чувствовала себя несчастной, но и счастливой себя не ощущала: одна, всегда одна.

Уже гораздо позже Адриана научилась заводить друзей, но вынуждена была с ними расставаться. Влюблялась в женщин, когда была мужчиной, но и с ними была вынуждена расставаться, чтобы исполнять последние желания тех, кому, как и ей не дали исполнить свое предназначение. Адриана постепенно становилась машиной для исполнения приговоров. Редко, когда кто-то из убиенных не просил наказать своего убийцу.

Первые двадцать лет после «смерти» он продолжал оставаться женщиной, это, пожалуй, был самый тяжелый период ее жизни. Его лишили сердца, но не чувств, она продолжала по-прежнему влюбляться и страдать. Внутри что-то сжималось и болело, только непонятно что. Поначалу она даже жалость испытывал к своим жертвам. Женщин убивали не менее редко, чем мужчин, и они обычно просили жестоко наказать своих убийц. А потом она перестала жалеть тех, кого, теперь ей, приходилось убивать, ожесточилась. Ведь ее жертвы сами лишили невинного человека жизни, за что она их и карала.

В основном, конечно, она продолжала оставаться женщиной. Ее редко запихивали в мужское тело. Но когда это происходило ей начинали нравиться женщины. Он, красавец-мужчина, богач, «рылся в них, как в сору», меняя одну на другую сразу, только после одной ночи, второй раз лечь с одной и той же женщиной в постель у него не возникало желания. О нем ходили всякие и всяческие слухи среди них, но и все равно те летели к нему, словно пчелы на нектар.