Роза Тибета

Он развернул мула, и они сразу же поехали обратно. Они шли быстро, придерживаясь своих собственных следов, и к половине двенадцатого пришли в свой лагерь предыдущей ночи. Ринглинг не останавливался. Он съел горсть сухой цампы и угрожающе ткнул мула локтем, когда тот повернул голову, чтобы посмотреть на него. Но вскоре он смягчился и тоже дал животному пригоршню, потому что оно безропотно несло мертвый вес Хьюстона.

Сам Хьюстон ни в чем не нуждался. Он был без сознания.

Они остановились на день на скальном выступе на высоте двенадцати тысяч футов. Ринглинг думал, что они, должно быть, покинули Тибет, но не знал точно и даже не интересовался. Он был измучен и встревожен, и он поспешил поставить палатку. Хьюстон упал с мула, когда они остановились, и лежал на боку, сзади и спереди уже густо покрытый снегом. В полдень пошел снег, и, несмотря на усилившийся ветер и холод, он продолжался.

Прочная черная палатка из шкуры яка раздувалась, как парус, на ледяном ветру, и ему потребовалось больше десяти минут, чтобы установить ее. Под снегом на выступе был лед, и он вбил металлические колышки тыльной стороной топора, используя сам топор в качестве последнего фиксатора.

Он затащил Хьюстона внутрь и усадил его к себе на колени, пока распаковывал постельное белье. Его дыхание было сухим и хриплым, и он подумал, что лучше попытаться влить в него немного жидкости. Он повесил свой собственный свернутый спальный мешок и свертки за спину, набрал снега в кастрюлю и поставил ее разогреваться на спиртовке. Он купил в Валунгчунг Гхола чайные брикеты и большую лепешку масла яка, отрезал по полгорсти каждого и размешал в воде. Он налил тсампу в свою кружку и каплю арака в кружку Хьюстона, взял его на руки и попытался заставить пить.

Ему показалось, что он принял немного этого и что его дыхание и цвет лица немного улучшились, но из-за слабеющего света и усиливающегося ветра было трудно сказать. В носу и губах было что-то прищуренное, что ему не понравилось.

Он снял с Хьюстона ботинки, растер ему ноги, уложил его в спальный мешок и завязал его. Он чувствовал, что сам наполовину замерз, а его чай был холодным. Он снова разогрел чай на плите, зажег лампу и сел, скрючившись на своей сумке, попивая чай и наблюдая за Хьюстоном. Пронзительный ветер снаружи угрожал чем-то большим, чем просто быстрым ударом. Он сомневался, что они будут двигаться снова в течение двух или трех дней. Он задавался вопросом, во что он ввязался.

2

Кома Хьюстона длилась (по словам Ринглинга) два дня. Время от времени он осознавал, что мальчик поднимает его и растирает, и его рот и горло протестуют, когда в него вливается горячая жидкость, и скрипящее, ноющее сжатие в груди. И затем, совершенно неожиданно, он осознал еще многое: маленькую желтую лампу, мерцающую на колышущихся черных стенах, порыв холодного воздуха, проникающий из серо-черной щели в стене, тонкое обезьянье лицо с тревожной ухмылкой, склонившееся над ним.

‘ Как вы себя чувствуете сейчас, сахиб?

‘Что происходит?’

‘Вы были больны пару дней. Мы отдыхали в снежную бурю.’

Мальчик отвернулся, вернулся с кружкой и присел на корточки рядом с ним.

‘ Вот, сахиб, выпейте.

В чае была цампа, он пожевал ее и сразу почувствовал тошноту. Мальчик наблюдал за ним.

‘ Как вы себя чувствуете, сахиб?

‘Нехорошо’.

‘Попробуй и проглоти это. Скоро ты почувствуешь себя лучше.’

Он знал, что не скоро почувствует себя лучше, но попытался сглотнуть. Тошнота, казалось, поднималась от его ботинок, и он повернул голову как раз вовремя. Рвота вырвалась теплой струей, и он услышал, как мальчик тревожно зашипел, удерживая свое вздымающееся тело. Он снова слабо откинулся назад и пожелал, чтобы все это снова отступило.

Он сказал: "Мне очень жаль", - с закрытыми глазами.

Мальчик ничего не сказал, но почувствовал, как рука убралась. Вскоре он открыл глаза. Мальчик смотрел на него.

‘Где мы находимся?’

‘ Я не знаю, сахиб. Карта была неправильной.’

‘В Тибете?’

‘ Может быть.

Он вспомнил, как однажды пожелал, чтобы мальчик убрал ухмылку со своего лица, и снова задался вопросом, что, черт возьми, он нашел такого смешного. Но потом он увидел, что мальчик усмехнулся, когда не знал, что еще сделать, поэтому он спросил: ‘Теперь метель закончилась?’

‘ Как раз заканчиваю, сахиб.

‘Который час?’

‘Три часа. Сейчас день. Вам нужно что-нибудь съесть, сахиб. Вы не едите, мы не можем двигаться. Ты очень слаб.’

‘Хорошо’.