Роза в пустыне

В глазах резко темнеет, а боль, поселившаяся в моей голове несколько месяцев назад, выходит наружу. Я бессильно опадаю на грязную влажную землю, мыча и извиваясь, как червяк. А потом отключаюсь, поддавшись манящему черному мареву, вмиг окутавшему меня.

В полузабытье я слышу чужие голоса, чувствую крепкие руки, куда-то меня тянущие, вижу мужское лицо в медицинской маске. Меня тормошат, зовут по имени, возвращая из чёрного тоннеля бессознательности, по которому я стремительно несусь.

— Максим Сергеевич, вы меня слышите?

— Да. — Из горла вылетают булькающие, нечленораздельные звуки.

— Раиса, свяжись с реанимацией! У пациента локальный судорожный синдром, нарушение речи и зрения.

Врач светит фонариком в мои затянутые мраком глаза, стучит молоточком, проверяя рефлексы, а потом добавляет с тяжким вздохом:

— Горизонтальный нистагм. (Повторяющееся непроизвольное движение глаз из одной стороны в другую. Примечание автора).

— Что… со мной? — выдавливаю по слогам.

— Не говорите ничего. Дышите глубоко, Максим Сергеевич. Вам повезло оказаться на территории больницы. Сейчас мы вам поможем.

Закрываю глаза, позволяя Раисе сделать мне укол, слыша фразы, обрывки фраз, шорохи… А потом наступает темнота.

Пробуждаюсь от запаха лекарств и антисептиков. Преодолевая распирающую изнутри боль, оглядываюсь. Я в палате, лежу на кровати с привязанными руками. Из локтевых сгибов обеих рук торчат капельницы, к груди прилеплены какие-то датчики, на лице кислородная маска. Шевелюсь и раскрываю губы, чтобы позвать кого-то из персонала, но изо рта вылетают жалкие хрипы. Черт, что же со мной такое? Теперь я и говорить нормально не смогу? В голове яркой вспышкой рождается неожиданная мысль: как же вовремя судьба забрала у меня Диану… И кто будет присматривать за Челси? И как сказать родным о болезни? Известие совершенно точно убьет маму…

— Проснулись? — бодрый голос высокого, как гора, реаниматолога разрывает тоскливую тишину. — Как вы себя чувствуете?

— Не знаю… Что со мной, доктор? И куда делся другой мужчина и Раиса?

— Память не пострадала, уже хорошо. — Произносит врач, наблюдая за движением моих глаз. — Семен Васильевич и Раиса Михайловна работают в приемном отделении. Вы помните, как упали возле входа в больницу? Хорошо, что сердобольные прохожие позвали на помощь! Сейчас люди… сами знаете какие. Могли не подойти, и лежали бы вы…

— Какой у меня диагноз? Что-то с головой, так? Признаю, последние два месяца я ни дня не обходился без таблеток. И почему мои руки привязаны? — с силой дергаюсь, но получается жалко.

— Максим Сергеевич, симптомы указывают на опухоль головного мозга. — Выносит приговор врач, листая тощую медицинскую карту. — Руки привязали, чтобы вы не навредили себе.

— Сколько мне осталось?

— Давайте без драмы, хорошо? Сейчас поедем на компьютерную томографию, и все проясним, идет? Дай бог, чтобы я ошибался. Я хочу ошибиться, слышите?

Врач не ошибся. Я чувствую это по тому, как не могу встать и плохо вижу. Меня везут на каталке по длинным, пахнущим хлоркой, коридорам в отделение функциональной диагностики, погружают в аппарат. Подо мной двигается стол, датчики, потолок… Яркие цвета сливаются в грязно-бурую картинку, застилающую глаза. А потом меня увозят в палату, на каталке, как инвалида. Оставляют наедине с нервным, мучительным ожиданием диагноза, разделившего жизнь надвое…

— Диагноз подтвердился, Максим Сергеевич. — Влетает в палату человек-гора.

Из груди вырывается вздох облегчения: лучше узнать правду, какой бы тягостной она ни была, чем пребывать в неизвестности.

— Опухоль очень большая, — Антон Александрович, так зовут моего лечащего доктора, тычет кончиком ручки в большое белое пятно на снимке моего черепа. — Но есть и хорошая новость: скорее всего, она доброкачественная и растет из мозговых оболочек. Метастазов и прочих патологических образований в вашем организме не обнаружено. Мне нужно ваше согласие на проведение некоторых исследований: анализа спинномозговой жидкости и пункции самой опухоли. И…сообщите родственникам о болезни. Вы здесь надолго, Максим Сергеевич.

— Выходит, ее можно удалить? — приободрившись, спрашиваю я. От сравнительно хорошей новости даже голос прорезался.

— Опухоль очень большая. Более пяти сантиметров в диаметре. В нашей области вряд ли кто-то вам поможет. К тому же расположение опухоли неудачное — вблизи зрительной зоны мозга. Мне очень жаль… Нейрохирургические операции такого высокого уровня в нашей области не делают, это огромный риск.

— Как же мне быть?

— Давайте закончим обследование и решим. Через несколько дней я переведу вас в нейрохирургический центр, мы соберем консилиум. За границей такие операции спасли тысячи пациентов. — Как-то обреченно бормочет врач, захлопывая папку. — Сообщите близким и… ищите деньги, Максим Сергеевич.

Диана