Роза в цвету

Всего через полчаса после того, как девочку забрали наверх, она снова спустилась вниз на руках у Розы, вымытая, причесанная, в розовом платьице, которое было ей очень велико, и белом передничке, явно маловатом, в снежно-белых носочках, но без ботиночек; ушибленная ручка была аккуратно перевязана, в другой она сжимала несколько шпулек, выданных ей вместо игрушек. На личике застыло выражение покорности, однако глаза из испуганных стали просто застенчивыми, и неприкаянное сердечко явно утешилось.

– Вот мы какие! Ну как тебе наша Дульча? – осведомилась Роза, подходя; свою амазонку она подколола, а в руке держала серебряную чашу с хлебом и молоком.

Мак встал на колени, взял упиравшуюся ладошку и с должной преданностью ее поцеловал, прямо как настоящий сеньор Алонсо Кехана, целующий руку герцогини, а потом весело процитировал бессмертный роман:

– О благороднейшая из дам, Рыцарь Печального Образа ваш навеки.

Вот только девочка не расположена была к забавам, она отдернула ручку и указала на чашку с многозначительным:

– Надо ням-ням.

Роза села кормить герцогиню, а Дон стоял рядом и с удовлетворением наблюдал за ходом пира.

– Как она мило выглядит! А ты, что ли, считаешь, что обувь вредна для здоровья? – спросил он, рассматривая носочки с почтительным интересом.

– Нет, просто башмачки ее сейчас сохнут. Зря ты разрешил ей залезть в грязь.

– Я только на минутку ее отпустил, потому что она разревелась, а она прямиком в лужу, ну чисто как утка. Я куплю ей новую одежду. Куда идти, что искать, сколько принести? – осведомился Мак, вытаскивая записную книжку: стремление помочь сочеталось в нем с полнейшим невежеством.

– С этим я разберусь. На Мысу всегда есть лишние вещи – там найдут, во что обрядить Дульчу. А ты, если хочешь, можешь порасспрашивать про ее отца: мне не хочется, чтобы ее у меня отобрали, как только я к ней привяжусь. Ты о нем что-то знаешь?

– Только то, что ближайшие двадцать один год он просидит в тюрьме, так что вряд ли тебя побеспокоит.

– Какой ужас! Вот уж воистину Фиби повезло сильнее: у нее вообще никого не было. Ладно, тогда я приступлю к делу немедленно и попытаюсь вырастить из дочери каторжника достойную женщину: пусть обзаведется собственным честным именем, если отцу нечего ей передать, кроме позора.

– Дядя тебе поможет, если понадобится. Первая его попытка оказалась настолько успешной, что тебе ничего не придется додумывать, – сказал Мак, в шестой раз поднимая шпульки с пола.

– Да, безусловно, я попрошу его помощи, ибо это большая ответственность, нельзя относиться к ней с легкомыслием, – серьезно ответила Роза, сильно польщенная двойным комплиментом Мака.

– Из Фиби вон получилась отличная женщина, а эту малышку ты начинаешь воспитывать очень рано.

– Воистину! Да, это внушает надежду. Ах, как она, милочка, тогда опешила, когда я предложила ее удочерить. Помню в подробностях: дядя только приехал, привез мне кучу подарков, и я бросилась хвастаться Фиби, а она как раз чистила медные подносы. Я и помыслить не могла, что моя детская затея принесет такие плоды! – И Роза предалась воспоминаниям со счастливой улыбкой на лице, малышка же, деятельно орудуя пальчиками, вытаскивала из чашки последние кусочки хлеба.

Плоды действительно были достойные, ибо за полгода Фиби не только получила хорошее место в хоре, но и обзавелась несколькими юными учениками; следующая зима сулила еще более заманчивые перспективы.

– Тебя благословляет странник юный, на твой порог приведенный судьбой. Я готов помогать тебе во всем. До скорой встречи, моя Дульсинея.

И, погладив напоследок гладкую головку, Мак удалился поведать маме о своих успехах – та, несмотря на внешнюю суровость, уже строила планы того, как облагодетельствовать этого неудобного ребенка.

Глава 17 Среди стогов

Дядя Алек возражать не стал и, уточнив, что больше на девочку никто не претендует, позволил Розе оставить ее у себя – по крайней мере на время. В результате маленькая Дульча, снабженная всем необходимым, в том числе и именем, заняла в доме свое место и начала понемногу расцветать. Впрочем, красоты в ней не прибавилось, она не превратилась в очаровательного жизнерадостного ребенка, ибо родилась в горе и выросла в нужде. Бледная, угрюмая, она вечно забивалась в уголок и застенчиво выглядывала оттуда, будто прося позволения жить дальше, а когда ей предлагали игрушки, брала их с боязливым, очень трогательным удивлением.

Роза быстро завоевала ее любовь, о чем со временем начала жалеть, потому что дитя не отпускало ее от себя ни на шаг и вместо былого «мумусь!» теперь, если им случалось надолго разлучиться, постоянно звучало: «Тютя Воса!» Тем не менее заботы о хрупкой девчушке стали для Розы большой радостью, ибо она не столько учила, сколько училась, а также обретала чувство ответственности, послужившее отличным балансиром для ее пылкой натуры.