Роза ветров

В последующие три дня транспорт продолжал следовать вдоль берега, приближаясь к расположенному на северной оконечности Сахалина мысу Елизаветы. Останавливались только для того, чтобы осмотреть бухты, казавшиеся с борта удобными для якорной стоянки. Невельской искал следы пребывания или даже возможную базу британских кораблей. Знать о расположении таковой в свете предстоящих ему трудов было совсем не лишним.

Утром 17 июня русские моряки обогнули мыс Елизаветы и вошли в залив, лежащий между этим мысом и мысом Марии. Здесь, по мнению командира, была наибольшая вероятность присутствия иностранных судов, поэтому берег обследовался на шлюпках весьма подробно. Не найдя и тут ни одной закрытой и удобной для стоянки бухты, «Байкал» двинулся вдоль сахалинского берега на юго-запад. Замеченные два раза на горизонте чужие паруса, конечно, встревожили Невельского, но где-то совсем рядом по курсу уже лежало устье Амура, и ради основной цели всего плавания он готов был забыть задачи и помехи второстепенные.

Нетерпение, овладевшее к этому моменту командиром «Байкала», едва не погубило всю экспедицию. В четыре часа пополудни 19 июня впередсмотрящие доложили о том, что в прямой видимости лежит широкий пролив. Невельской отдал приказ идти к нему.

— Может, шлюпками, как всегда, обойдемся? — заикнулся было Казакевич, но командир уже закусил удила.

— Сами пойдем. Думаю, это вход в Амурский лиман.

— Вот так сразу?

— А почему нет? — Невельской буквально сиял от счастья.

— Геннадий Иванович, это, пожалуй, было бы слишком большим везеньем.

— Не веришь в удачу? — смеялся и хлопал по плечу старшего офицера командир. — Напрасно! Удача — она таких, как мы, любит. Идем в пролив, ничего не бойся. Вода еще высоко стоит.

По мере продвижения «Байкала» глубины действительно выглядели обнадеживающе. Постоянные промеры показывали от семнадцати до девяти метров, чего транспорту было даже с избытком, и это подтверждало правоту Невельского.

— Ну как? — подмигивал он все еще напряженному Казакевичу. — Теперь веришь? Вот попомни: сегодня устье найдем. В первый же день! Пари хочешь? На шампанское, как вернемся!

Однако никакого пари заключить они не успели. С абсолютно безопасной глубины в двенадцать метров «Байкал» на полном ходу вдруг сел на крутую банку. Всех, кто стоял на палубе, как будто скосило одной невидимой огромной косой. Из помещений снизу долетел грохот падающего со своих мест корабельного скарба.

— Осмотреться в трюме! — зазвучали голоса.

— Есть осмотреться!

Матросы и офицеры поднимались на ноги, кто-то хватался за переломленную ключицу, кого-то уже вели в каюту к доктору Бергу, кто-то стонал, кто-то бранился. На лицах у многих виднелась кровь.

— Не говори ничего, — приказал Невельской старшему офицеру в ответ на его огненный взгляд. — Что с рукой?

Казакевич придерживал правый локоть.

— Ерунда, — сказал он. — Зашиб немного.

— Хорошо… Проверь, нет ли пробоин в трюме… И надо быстрей стянуться. Вода на убыль идет.

С отливом посадка на мель грозила обернуться большой бедой. Чем ниже вода, тем плотнее садится корпус на банку. Последующий за этим прилив мог расколотить плененный «Байкал» в щепки о кочковатое дно.

Хорошая новость заключалась в том, что повреждения обшивки оказались не критичны. Если бы отмель была скалистой, все могло обстоять гораздо хуже. Дурная же весть состояла в смерти кота.

— Ящиком в трюме захлестнуло, — объяснял боцман. — И чего он, бедолага, там делал? Не пойму.

Гибель никчемного, казалось бы, на борту существа неожиданно сделала Невельскому больно. На мгновение ему стало пронзительно горько оттого, что доверившаяся ему безответная живая тварь — а она ему действительно доверилась, как и вся команда, — погибла из-за одного неверного решения, и в решении этом ответственным был только он. Впрочем, уже в следующую секунду он вспомнил причину, из-за которой загнал транспорт на мель.

— Готовить верпы к погрузке, — отдал приказ Невельской. — Можем сегодня войти в Амур.

— Есть готовить верпы!

Боцман засвистел в свою дудку, раздавая команды пришедшим уже в себя матросам.

Чтобы снять с мели севший на нее корабль, или, как говорят моряки, «стянуться», обыкновенно применяется самый простой способ, известный, наверное, с доисторических времен. Вспомогательные якоря, называемые верпами, завозят на шлюпках подальше от места неудачного столкновения, бросают их на глубине, затем доставляют на терпящее бедствие судно свободный конец якорного каната и закрепляют его на шпиле. Посредством вращения шпиль наматывает на себя канат, и в том случае, когда якорь хорошо взял грунт, корабль постепенно и благополучно сползает с отмели.

Однако на этот раз все было не так. Грунт вокруг мели повсюду, куда доставали якорные канаты, представлял собою сплошной песок. Верпы скользили по нему, не задерживаясь ни на секунду. Так повторилось несколько раз.

— Будто лысого причесываем, — чертыхался боцман и снова гнал измотанных уже матросов на весла.