Роза ветров

— А-а, — протянул Гурьев. — Значит, все-таки стало интересно. Хорошо. Интерес к жизни надо иметь. Ну, тогда слушай, барин, в чем ты перед собольком провинился.

Желая казаться значительным, каторжник изъяснялся туманно, отчего соскакивал временами на странные аллегорические фигуры, однако Невельской все же понял, что в этих местах сложились определенные торговые отношения, и Гурьев со своими бандитами играл в них не последнюю роль. Пушнина, добытая здесь и на материке, шла к югу в Китай, минуя официальную торговлю в Кяхте, а беглые каторжники имели хорошую мзду с каждого каравана. Им было выгодно, что контрабанда идет через эти места, и вот теперь кто-то из торговых партнеров Гурьева по какой-то причине и за богатый груз соболей велел ему дождаться русского транспортного корабля с Камчатки и убить капитана. Зачем это понадобилось, Гурьев не знал.

— Да мне все равно, барин, — говорил он, широко улыбаясь. — Я вас всех и задаром бы голыми руками душил. Уж столько вы моей крови попили. Хватит.

— Кто тебе велел? Англичане? Китайцы? Или кто-то из Российско-Американской компании?

— А тебе не один ли черт? Ты лучше скажи, как умереть хочешь. Одолжу тебя за храбрость напоследок.

Невельской помотал головой:

— Я думал, ты из-за гиляцкой девушки на меня взъелся.

— Да на что она мне? — развел руками Гурьев. — Ребята утопить ее везли, когда твои морячки на них наскочили.

— Ты ради забавы гиляков топишь?

Каторжник вдруг насупился, и Невельской догадался, что задел больное место.

— Девушек невинных, словно котят, в море швыряешь.

Гурьев поднялся на ноги и отошел к дальней стене.

Свет от фитиля туда почти не достигал. Постояв там неподвижно несколько секунд, бандитский вожак неожиданно зарычал как зверь и бросился к своему пленнику.

— Не доводи, барин! Лютую смерть принять можешь.

— За что ты велел ее убить?!

— Заколоть они меня хотели! Во сне!

— Кто они?

— Дочка эта шаманская и… Уюк… — Голос его дрогнул.

— Уюк? Это кто?

Гурьев протянул руку и будто железной клешней взял Невельского за горло.

— Не доводи, говорю…

На изуродованном лице его проступило страдание.

— Плохо мне, барин… Своими руками ее задушил… Вот так…

Он все сильнее сжимал горло моряка, и тот, не имея возможности ни оттолкнуть убийцу, ни защититься, лишь бессильно раскрывал рот, как рыба, глотающая ненужный воздух, когда ее выловили из воды.

— Встретишь ее там — скажи, не хотел я… Сама виновата… Сама…

Долина смертной тени, о которой Невельской молился по пути сюда, уже раскрывала перед ним свои хладные чертоги, но он все же силился что-то сказать.

Нависший над ним каторжник жарко смотрел ему в глаза, словно действительно пытался докричаться до кого-то по ту сторону.

— Брат… — сумел наконец выдавить Невельской. — Зав… ялов…

При этих едва уловимых звуках Гурьев отпрянул от своей жертвы.

— Что?! Что ты сказал?!

Невельской стал кашлять, сотрясаясь всем телом, а каторжник неистово тряс его за плечи.

— Говори!

— Твой брат… у меня, — просипел моряк через минуту. — На борту… Если мы не вернемся, утром его повесят…

— Врешь, иуда! — Каторжник выхватил свой нож и приставил холодное лезвие к лицу Невельского. — Глаза вырежу!

— В нагрудном кармане. Сам посмотри.

Едва не оторвав моряку карман напрочь, Гурьев выхватил оттуда самодельный крестик с оплавленной фигуркой Христа.

— Узнаешь? — спросил командир «Байкала». — Отдам тебе брата. Только за это покажешь мне вход в Амурский лиман. Иначе можешь меня зарезать… И вели своим людям выстрелить три раза… Скорей, а то не успеем.

Троекратный выстрел являлся условленным с «мастеровыми» сигналом, по которому они должны были отложить намеченную на полночь атаку. На берег они высадились чуть поодаль от того места, где Невельской сдался каторжникам, и теперь, окружив лагерь, ждали времени, чтобы начать. К счастью, все завершилось благополучно.

Услышав сигнал, «мастеровые» вышли из тьмы, обступили Невельского и освобожденных матросов, а затем с оружием наготове двинулись назад к морю. Каторжники следовали за ними в темноте до самого берега, и время от времени моряки слышали их брань.

— Отправь кого-нибудь к шаману, — сказал Гурьев стоявшему рядом с ним у воды каторжнику. — Передай, что дочку его русские с большого корабля увели, а мы ни при чем. Хотя, нет, погоди… Брата заберу завтра, тогда передашь.

Он смотрел вслед уходящим по лунной дорожке двум шлюпкам, и ненависть его была больше любви.

7 глава

Наутро окрестности заволокло густым дымом. Где-то южнее на Сахалине ночью загорелись леса. Поэтому лодки Гурьева на «Байкале» увидели, когда они уже подошли к самому борту. Каторжные вынырнули из мутной пелены подобно морским призракам и громко застучали веслами по обшивке.

Никому не пришло в голову предупредить шаманскую дочку о прибытии беглых, и как только Гурьев поднялся на палубу, он столкнулся с ней нос к носу.

— Ты смотри, кто тут у них, — осклабился он и протянул руку к Тымгук. — Принарядилась.

Девушка замерла на месте, словно парализованная, и только глаза ее, прожигавшие Гурьева насквозь, говорили, что она очень жива.