Пока великая княгиня Елена Павловна представляла ему вытянувшихся во фрунт гостей, за спиной у министра проскользнул в угол и незаметно уселся там очень знакомый Невельскому господин Семенов. В дверях мелькнуло и бледное от охвативших его на пороге сомнений лицо поэта Тютчева, но в конце концов он не нашел в себе решимости следовать за своей патронессой. Господин Семенов, покойно устроившийся в кресле и закинувший как ни в чем не бывало ногу на ногу, сидел с таким выражением, словно он совершенно случайно оказался в этой комнате и не знал здесь никого, включая и Невельского.
Преисполненный торжественных чувств и осознания момента Владимир Николаевич пожирал взглядом Перовского, и взгляд его никак не мог выбрать наиболее лакомое место на фигуре министра, преданно блуждая по ней до тех пор, пока не остановился на большом алом кресте, висевшем у того на левом боку чуть ниже поясницы. Это был недавно полученный Львом Алексеевичем орден Святого Владимира первой степени.
— Вам ведь, кажется, тоже недавно вручили, — обратился он к Зарину, когда неподвижность взгляда Владимира Николаевича начала слегка тревожить его.
— Так точно, ваше высокопревосходительство! — отрапортовал тот. — Святого Равноапостольного Князя Владимира! Третьей степени!
— Лев Алексеевич недавно в графское достоинство возведен, — мягко поправила Зарина великая княгиня.
От этих слов Елены Павловны, произнесенных негромко и с приятным немецким акцентом, в лице у Владимира Николаевича сделалась такая перемена, что все присутствующие испытали невольный испуг за него, а когда он нанес кулаком себе сокрушительный удар по лбу, испуг этот перерос во всеобщий трепет. В голове у каждого шевельнулась мысль, не покушается ли Владимир Николаевич на свою жизнь, да притом еще и публично.
Однако Зарин свое собственное нападение пережил без последствий. Он даже размахнулся немного для второго удара, но затем передумал и обошелся сконфуженным видом.
— Приношу извинения,
В подтверждение своего обещания Владимир Николаевич энергично щелкнул каблуками сапог, отчего господин Семенов, до сих пор изображавший полное безучастие, не удержался в избранной роли и заметно вздрогнул.
— Оставьте, прошу вас, — махнул рукою Перовский. — Право, это совсем не нужно.
Испугавшись того, что снова попал впросак, Зарин в растерянности обернулся на своего армейского товарища, и тот немедля ринулся ему на выручку, как в старые добрые времена.
— Позвольте от всего сердца поздравить вас, Ваше Сиятельство! — заговорил Муравьев, делая шаг вперед. — В вашем лице Россия обрела не просто нового графа, но…
Здесь Николай Николаевич вдруг запнулся, поскольку толком не успел выдумать, что именно обрела Россия в лице нового статуса Льва Алексеевича, в то время как сам поздравляемый терпеливо ожидал завершения мысли. Секунды две или три в комнате наливалась нехорошими оттенками все более странная пауза, пока Муравьев не вспомнил в судорожном уже каком-то порыве недавние разговоры с французскими дипломатами в парижском доме своей невесты.
— Россия в этом славном событии обрела новые возможности к противостоянию ненасытному Британскому Льву! — выпалил он и торжествующе оглядел всех присутствующих.
— Вот как? — искренне удивился Перовский. — Каким же, позвольте узнать, образом?
— Самым наипрямейшим, Ваше Сиятельство, — не терялся более Муравьев. — Графское ваше достоинство в сложившейся ситуации будет наилучшим ответом любым проискам со стороны британской короны.
— В какой ситуации? О чем вы, Николай Николаевич?
— В ситуации, когда министром иностранных дел в новом правительстве у них вот-вот станет Палмерстон[76]
.Услышав это, Перовский быстро обернулся на сидевшего у него за спиной господина Семенова, и в ответ на требовательный взгляд министра тот сначала сделал удивленное лицо, а потом все же кивнул. Кивок его был не самый уверенный, но вероятность того, что Муравьев не ошибается, он все-таки подтверждал. Выражение у господина Семенова при этом было такое, будто он удивлялся скорее осведомленности Николая Николаевича, нежели факту грядущих перестановок в правительстве Великобритании, о которых до сего момента, очевидно, не имея стопроцентной уверенности, почитал за лучшее пока не докладывать.
— Если уже не стал, — продолжал Муравьев. — От Лондона до Петербурга путь не близкий. Всякой новости время требуется на дорогу.