Розалина снимает сливки

Она неловко поерзала на месте, пытаясь понять, в самом ли деле решила, что Амели определяет ее как личность. И не значит ли то, что она позволила чему-то определять себя как личность, самое важное для нее в мире. Да и имеет ли это значение?

– Знаю. Мне просто не нравится, когда об Амели говорят как об обузе.

– Я не намекал на это. Лишь говорил о твоих обязанностях и что если ты в самом деле хочешь направить карьеру в иное русло, у тебя есть варианты, которые позволят и дальше справляться со своими делами.

– Ален, Амели – не обязанность. Она – человек. Мой любимый человек.

– Прости, – сказал он. – Я не хотел тебя расстраивать. Лишь хотел удостовериться, что ты осведомлена о своих возможностях. – Короткая пауза. – Будем делать заказ?

Возможно, это было к лучшему. Она не собиралась так яростно защищаться. Но, очевидно, в ее нынешнем состоянии серьезно думать о своем будущем и одновременно приятно проводить время с парнем было не совсем возможно.

* * *

После обеда они вернулись в дом Алена. Вернее, к его ужасающе живописному коттеджу. Который, к полному неудовольствию Розалины, оказался элегантно модернизирован таким образом, что удобства двадцать первого века легко уживались с изысканной старинной фурнитурой. Это заставило ее еще больше переживать за день, когда Ален увидит ее дом с крошечными комнатками и низкими потолками. С постоянно расширяющейся коллекцией интересов Амели, которая захватила все свободные поверхности, словно Золотая Орда.

Во время переговоров о совместном времяпрепровождении Ален предложил потратить вторую половину дня на то, чтобы попрактиковаться в выпечке. И поэтому, как только Розалина бросила свою сумку и извлекла из ее глубин ингредиенты, они расположились на его старинной, но оборудованной по последнему слову техники кухне. И это, как с радостью открыла для себя Розалина, было одно из самых приятных свиданий в ее жизни. Было что-то такое уютное в том, чтобы печь рядом с кем-то, обмениваться праздными мыслями и идеями, которые приходили на ум, когда ты по запястье погружен в бисквитное тесто.

И постепенно, по мере того как печи разогревались, а аромат печенья, качество которого, как она надеялась, будет достойно телепередач, заполнил кухню, она начала чувствовать себя почти… как это называется? Ах, да, хорошо. Может быть, даже оптимистично. К лесу, церквям и урокам истории пришлось привыкать, и ее планы вернуться в университет зловеще таились в глубине ее сознания, но это? Делить с кем-то пространство, мгновение и скалку? Это далось легко. Естественно.

Розалина не хотела сглазить и, возможно, вкладывала слишком много значения в один двусмысленно ободряющий взгляд Марианны Вулверкот, но ей казалось, что на этой неделе у нее все получится. Кто знает, может быть, даже хорошо. В конце концов, у нее была сильная концепция. И та часть души, которая привыкла делать домашние задания и тесто одновременно, втайне была рада попрактиковаться на незнакомой кухне.

Когда все было готово, они сели за кухонный стол Алена, сделанный из восстановленного дерева, и по очереди попробовали печенье друг друга.

– Они очень вкусные, Розалина, – сказал он наконец.

Она это знала. Но все равно в какой-то степени ей стало легче.

– Надеюсь. Мне кажется, они отличаются от других по вкусу. Я приняла к сведению твой совет насчет секретного оружия.

– И твое секретное оружие – алкоголь?

– Ну, – признала она, – все мы знаем, что нравится Марианне.

Он бросил на нее, как ей показалось, насмешливый взгляд.

– Так, значит, твой план – напоить ее, чтобы она отнеслась к тебе более благосклонно?

– Да. Такая у меня стратегия. Напоить ее до отключки тремя печеньками и воспользоваться, пока она не в состоянии судить.

– Рейтинги сразу же подскочили бы.

– Если честно, ты бы и сам пошел на это, ведь так? В смысле, не в прямом эфире. И не для того, чтобы продвинуться на шоу выпечки. И не если бы она была настолько пьяна, что не понимала бы, что делает.

У него глаза полезли на лоб.

– Ты говоришь, что тебе нравится Марианна Вулверкот?

– Господи. А кому не нравится? Ты ее видел?

– А она не… ну… не старовата для тебя?

– Ей вряд ли больше сорока пяти. И на прошлой неделе она была в широких шелковых брюках, в которых была похожа на Лорен Бэколл[6].

– Если честно, – сказал он, нахмурившись, – я не обращаю внимания на внешний вид. Мне кажется, я восхищаюсь другими качествами. И кстати об этом. Я волнуюсь, что Марианне печенье может зайти, а вот Уилфреду – точно нет.

Розалина всерьез задумалась. На прошлой неделе она усвоила урок, что Марианна и Уилфред судят совершенно по-разному, и стараться угодить обоим было рецептом того, как стать посредственной.

– Надеюсь, что ему понравится качество выпечки, если даже он не купится на идею.

– Рискованно.

– Теперь уже поздно думать. – Обратив внимание на ассортимент печенья Алена, она взяла одно и откусила. – Это лаванда?

Он кивнул.

– Вкусно. И не похоже на то, что обычно лежит у старушек в спальне.