Розамунда, любовница короля

Он пошел к господину Фрайарсгейта и попросил его разрешения обручить меня с Эдмундом. Господин знал, что после смерти отца я унаследую все его имущество. Мама уже скончалась. Твой дед подарил нам коттедж. Любила ли я тогда Эдмунда? Сначала нет, но твоего дядю невозможно не полюбить. В один прекрасный день, ни с того ни с сего, не знаю почему, ибо никогда не смела спросить, Эдмунд говорит мне: «Я люблю тебя, Мейбл. А ты меня?» «Всем сердцем», – ответила я, вот и все. Больше мы никогда об этом не говорили, да и к чему пустая болтовня? Мы не из таких людей, кто любит много разговаривать. Он сказал это, и я сказала, и на этом конец. А теперь сиди смирно, пока я расчесываю тебе волосы. Марджери сделала тебе прелестный венок, как подобает невесте.

Она взмахнула щеткой из щетины вепря и стала водить по волосам Розамунды, пока в рыжеватых прядях не засверкали золотистые отблески. Сегодня они останутся распущенными, ибо Розамунда была непорочна.

– Дядя Генри уже приехал? – нервно осведомилась она.

– Пока нет, и слава Богу! – колко бросила Мейбл. – Вряд ли он вынесет весть о том, что все его ухищрения ни к чему не привели. Впрочем, может, он еще и покажется.

Она отложила щетку и, взяв венок, возложила на голову Розамунде.

– Ну вот, ты готова, и я никогда еще не видела невесты прекраснее.

Розамунда повернулась и крепко обняла Мейбл.

– Я тебя люблю и никогда не смогу отблагодарить за то, что заменила мне мать, дорогая Мейбл. И до чего же ты сегодня хороша! Это платье, которое помогла тебе сшить Тилли?

Мейбл польщенно зарделась.

– Да, – кивнула она. – Наверное, оно чересчур роскошное для Фрайарсгейта, но я не хотела посрамить тебя в этот день.

Темно-синее платье Мейбл в самом деле было новым. В вырезе виднелись оборки белоснежной полотняной камизы. Манжеты длинных узких рукавов были немного светлее основной ткани. Поверх белоснежного чепца красовался еще один, в виде жесткого валика из голубого бархата с белой вуалью.

За окнами зазвонил колокол маленькой церкви, призывая всех на мессу. Женщины спустились вниз, где уже ждали Эдмунд и сэр Оуэн. На обоих были шоссы, прикрепленные к камзолам, и плащи. Шоссы Эдмунда были темно-синими, в тон наряду жены, зато жених расфрантился и надел трехцветные шоссы, с чередующимися полосами черного, белого и золотистого. Темно-красная мантия, отороченная черным мехом, и туфли с круглыми носами из черной кожи завершали свадебный наряд. Мягкий берет, собранный полосами, такими же, как на шоссах, красовался на голове.

При виде Розамунды лицо Оуэна осветилось радостью.

Она же взирала на него с удивлением, поскольку никогда до этой минуты не видела жениха столь элегантно одетым.

Обычно он, как и она, предпочитал более практичные костюмы.

– Как ты красив! – выдохнула она.

Оуэн взбежал по ступенькам и помог невесте сойти.

– А ты прелестнее всех невест на свете, любимая. И если я даже ослепну в это мгновение, твой образ навеки запечатлеется в моей памяти.

Он галантно поцеловал ей руку, взял под локоть и вывел на крыльцо.

Неожиданно, к их великому удивлению, во дворе появились трое шотландцев в килтах. Они играли на волынках и, похоже, приготовились вести в церковь невесту с женихом.

– Что это? – прошептала она Оуэну.

– Лэрд Клевенз-Карна и его братья были так добры, что приехали поиграть для нас, – спокойно пояснил Оуэн. – Надеюсь, ты поблагодаришь их позднее. На пиру.

– Но это невыносимо! – прошипела она.

– Он делает это отчасти для того, чтобы помириться с нами, и отчасти, чтобы позлить тебя, Розамунда, – хмыкнул Оуэн.

– Я же запретила ему приезжать!

Она побагровела от ярости и едва сдерживалась.

– Но ты же знала, что он поступит по-своему, – возразил Оуэн. – Будь великодушна, любимая. Логан Хепберн не сможет устоять против вызова, а ты, несомненно, бросила ему таковой своей решимостью и твердостью. Вряд ли до сих пор находилась женщина, которая не кинулась бы ему в объятия очертя голову. Что ни говори, а он поразительно красив и имел бы большой успех при дворе со своими волнистыми черными волосами, синими глазами и огромным ростом!

– Совершенно очевидно, что его никто не воспитывал и тем более не обучал добродетели сдержанности, – проворчала Розамунда.

– Очень скоро ты будешь моей женой, дорогая, И ничто не разлучит нас до самой смерти, – тихо ответил Оуэн. – Моя жизнь, шпага и сердце – твои, Розамунда. Что может предложить такого Логан Хепберн, чтобы ты покинула меня?

Не бойся, любимая, я защищу тебя, но скажи, перед тем как мы войдем в церковь: ты действительно этого хочешь? Это правда?

– Да, – без колебаний ответила Розамунда. – Только ты станешь моим мужем, Оуэн Мередит. Не знаю, почему Хепберн так меня раздражает.

– Всему виной его юношеский задор. В этом он похож на принца Генри. Именно его бесшабашность выводит тебя из равновесия.

– Музыка довольно приятная, – неохотно признала Розамунда, направляясь по тропинке, ведущей в церковь.