– Будем тут торчать из-за них, пока не сдохнем. Как минимум. И погода переменится. (Смотрит наверх.) Не вечно же будет весна.
– Скажите мне, мой друг, чье это войско?
– Норвежца, сударь.
– Нельзя ль узнать, куда оно идет?
– Куда-то против Польши.
– А кто командует над ним?
– Племянник старого Норвежца, Фортинбрас.
– Мы замерзнем. Лето тоже не будет вечно.
– Вид довольно осенний.
– Никаких листьев.
– Осенний – при чем тут листья? Что при чем, так это некоторая коричневатость – в конце дня... Она подкрадывается к нам, уж поверь мне... Яблочные и мандариновые тени, как старое золото, окрашивают самые краешки наших чувств, сияющая глубокая охра, жженая умбра и пергамент засохшей земли, мерцающие изнутри и снаружи... фильтруют свет. В такое время, конечно, листья могут и падать, как говорят, но по чистой случайности... Вчера все было сине, точно дым.
– Опять эти.
Отраженные звуки оркестра актеров.
– Благодарю вас, сэр.
– Храни вас Бог, милорд. (Выходит.)
Розенкранц срывается с места и идет к Гамлету.
– Идемте, принц?
– Я догоню вас. Вы пока идите.
Гамлет поворачивается спиной к залу. Розенкранц возвращается назад.
Гильденстерн смотрит в зал, не двигаясь.
– Он там.
– Да.
– Что делает?
– Разговаривает.
– Сам с собой?
– Да.
Пауза. Розенкранц собирается уходить.
– Он сказал, что можем идти. Вот те крест.
– Я предпочитаю знать, где я. Если я даже не знаю, где я, я предпочитаю знать это. Если уйдем, ничего уже знать не будем.
– Что – знать?
– Вернемся ли назад.
– Но мы не хотим возвращаться.
– Это, может, и так, но хотим ли мы идти?
– Мы будем свободны.
– Не знаю. Небо везде одно.
– И мы уже немало отмахали.
Он двигается к выходу. Гильденстерн следует за ним.
– И вообще – всякое еще может случиться.
Уходят.
Затемнение.
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Полная темнота.
Слабый шум моря.
После нескольких секунд молчания – голос из темноты.
– Ты здесь?
– Где?
– Недурное начало.
Пауза.
– Это ты?
– Да.
– Ты в этом уверен?
– О-Господи-Боже-Правый!
– С нами, значит, еще не покончено, а?
– Мы же здесь, не так ли?
– Да? Я ни черта не вижу.
– Но думать-то ты ведь еще можешь, не так ли?
– Думаю, да.
– И говорить.
– Что я должен сказать?
– Не важно. И можешь еще чувствовать, верно?
– Ага. Еще, значит, поживем.
– И что ты чувствуешь?
– Ногу. Чувствую, что чувствую ногу.
– Ну и как она?
– Омертвела.
– Омертвела?
– Я не чувствую ничего!
– А ты ее ущипни.
– Ай! (Пауза.) Извини.
– Это уже лучше.
Длинная пауза. Шум понемногу нарастает, становится ясно: это – море. Судно скрипит, ветер свистит в снастях, издали слышны возгласы матросов, отдаются команды.
Лево на борт!
Так держать!
Убрать рифы, чтоб вас!
Это ты, боцман?
Хелло, это ты?
Легче, легче!
Держать к ветру!
Больше к ветру, ребята!
Шум моря – в промежутках.
Ставь кливера!
Топсель наверх, братцы!
И так далее, но глуше.
– Выходит, плывем. (Пауза.) Темновато, а?
– Но не как ночью.
– Да, не как ночью.
– Темно, как днем.
Пауза.
– Ага, для дня темновато.
– Должно быть, дело в курсе. Они держат на север.
– Не в курсе.
– Полярная ночь. Когда солнце за полночь.
– А-а...
Голоса команды.
В глубине сцены вспыхивает фонарь: там Гамлет.
Сцена освещена неравномерно.
Можно различить Розенкранца и Гильденстерна, сидящих на авансцене; позади них – контуры парусов, снастей и так далее.
– Кажется, светлеет,
– Для ночи – не слишком.
– Это же полярная ночь.
– Н-да. Если не сбились с курса.
– Н-да.