Рождение человечества. Начало человеческой истории как предмет социально-философского исследования

Перейдем теперь к родному для нас отряду приматов. Ссылаясь на наблюдения Н. Н. Ладыгиной-Котс за шимпанзе и Н. А. Тих за низшими обезьянами, Б. Ф. Поршнев в своей книге отмечал случаи интердикции у обезьян, и нам уже нет нужды доказывать, что интердикция среди обезьян имеет место ничуть не менее чем среди других животных и даже более. Но пару свежих примеров мы все же приведем. Несколько лет назад в одной из популяций шимпанзе в Замбии у одной из самок было замечено странное поведение: она вставляла себе в одно или оба уха травинки и в таком виде продолжала обычную повседневную жизнедеятельность. Никакой адаптивной функции травинки в ухе не несли, во всяком случае, исследователям не удалось ее раскрыть. Зато они наблюдали другое интересное явление: вскоре многие другие шимпанзе этой же группы (8 из 12) стали поступать точно также. Более того, эта «традиция» сохранилась в группе и после того, как самка, благодаря которой она возникла, умерла. Сообщение об этом наблюдении появилось на сайте одного научного журнала летом 2014 года, и, конечно, его сразу же стали трактовать в духе «когнитивной революции», приписывая шимпанзе, которым к тому времени и без того уже много чего успели приписать, «культурный потенциал»126. Как нам кажется, не слишком глубокая аналогия с тем, как появлялись на свет многие ритуалы традиционных культур, среди которых встречаются самые нелепые, здесь с оговорками возможна. Но при этом пример не оставляет сомнений, что мы имеем дело с простейшей интердикцией, т. е. интердикцией первого уровня, причем без какого-либо положительного значения для интердиктора. Правда, для нас остается загадкой рефлекс, срыв которого положил начало обезьяньему «ритуалу».

Наконец, еще один – последний пример. Несколько лет назад достоянием внимания широкой публики стало описание еще одного обезьяньего «ритуала», существующего в некоторых сообществах шимпанзе. Суть его в том, что животные поодиночке подходят к дереву, выделяемому ими среди других деревьев, держа в передних лапах камень и демонстрируя признаки возбуждения; далее они либо стучат камнем по дереву, либо с силой бросают его об ствол. В результате вокруг дерева, в развилке ствола или дупле, если они есть, скапливаются значительные «запасы» камней. Такое поведение носит систематический характер и не имеет никакого утилитарного значения. Ученые определили его как «ритуализованное» (не имея при этом по собственному признанию определения ритуала) и разглядели в нем признаки «культурной традиции»127. Можно уже не говорить, что для нас это – интердикция первого уровня, т. е. проявление неадекватного рефлекса, до бесконечности копируемое наблюдавшими его сородичами.

Приведенных примеров интердикции в животном мире достаточно, чтобы сделать некоторые первые выводы. Прежде всего, о том, что никаких оснований для стирания качественной грани между животным и человеком, биологическим и социальным, они не дают: необычное поведение животных, по крайней мере во многих случаях, можно объяснить, не прибегая к антропоморфизации, опираясь на явление интердикции.