Рождение человечества. Начало человеческой истории как предмет социально-философского исследования

Следующая группа примеров взята из этологии птиц. У птиц семейства воробьиных песни самцов и самок, как правило, различаются, но иногда случается, что самки поют так же, как самцы. Такое бывает очень редко, буквально раз в год: исследователь черноголового толстоноса Гари Ритчисон, на сообщение которого мы здесь сошлемся, наблюдал два случая за два года, и в обоих случаях их результатом был «обман» напарника-самца. Черноголовые толстоносы совместно высиживают кладку, периодически сменяя друг друга, сопровождая смену определенными звуковыми сигналами. В обоих случаях самец надолго отлучился от гнезда и не отзывался на неоднократно повторяющиеся позывки, пока в конце концов самка не запела песню самца, и тогда самец срочно прилетел. Еще не менее пяти аналогичных случаев Ритчисон позаимствовал у своих коллег, изучающих восточную сиалию: самка начинала петь самцом при приближении исследователей к гнезду с кладкой, и самец незамедлительно прилетал, чтобы, как предполагают ученые, отогнать чужого самца. В духе «когнитивной революции» делается вывод, что здесь имеет место направленное введение в заблуждение самца со стороны самки123, мы же видим здесь еще одну группу примеров интердикции.

Голосовой аппарат самцов и самок воробьиных идентичен, а значит вполне позволяет самке петь самцом, но такое пение в норме «запрещено» рефлексами центральной нервной системы. Однако в предложенных нашему вниманию примерах мы видим, как рефлекс позывки самки черноголового толстоноса, многократно повторяясь, не находит подкрепления, а значит имеем основания полагать, что возбуждение в коре, вызывающее этот рефлекс, продолжает нарастать и в конце концов приводит центральную нервную систему в ультрапарадоксальное состояние, в котором полюса активности меняются на противоположные: адекватный рефлекс самочей позывки тормозится, а глубоко заторможенный рефлекс песни самца, напротив, растормаживается. Что касается примеров, позаимствованных у исследователей восточной сиалии, то там возбуждение, по-видимому, нарастало с катастрофической быстротой из-за приближения к гнезду людей (сигнал опасности); в остальном описанные случаи аналогичны. Реакцией самцов в них стала имитация отгона от своих гнезд отсутствующего в действительности соперника. Остается добавить, что здесь мы имеем стопроцентные примеры интердикции первого уровня.

Еще более интересный пример связан с африканской птицей вилохвостый дронго. Мы уже отметили, что, согласно концепции Поршнева, животные предки людей – палеоантропы утилизировали интердикцию в интересах своего вида, и сам Борис Федорович, по-видимому, полагал этот случай уникальным. Он знал, что «механизм интердикции заложен в глубинах первой сигнальной системы»124, не удивлялся обнаружению этого механизма у птиц, но наглядными примерами утилизации интердикции, похоже, не обладал, иначе, мы думаем, обязательно привел бы их в своей книге, так как это служило бы еще одним весомым доводом в пользу его теории. Сегодня у нас такие примеры есть, и особенности этологии вилохвостого дронго – один из них. Эта птица добывает часть своего пропитания тем, что издает ложные сигналы тревоги, реагируя на которые, другие виды бросают свою добычу и спешат скрыться; добыча, естественно, достается дронго. Разумеется, что тревожный сигнал очень скоро перестал бы быть тревожным сигналом, если бы всегда был ложным, но нет – в случае обнаружения опасности дронго исправно подает этот самый сигнал (и в таких случаях спешит скрыться сам), лишь иногда издавая его без видимой опасности. Добытая таким путем пища составляет ни много ни мало почти четверть его рациона125. Таким образом, у нас есть основания предполагать, что его «обман» (в отличие от примеров с самками черноголового толстоноса и восточной сиалии) совершается не случайно, и мы имеем пример интердикции второго уровня, т. е. утилизации интердикции.