Перед нами не стоит задачи разобрать в данной части работы весь понятийный и терминологический аппарат поршневской палеопсихологии. Мы говорим здесь лишь о тех отраженных в нем явлениях, которые имеют самостоятельное социально-философское значение (как интердикция и суггестия), либо тех, которые позволяют нам сходу вписать поршневскую палеопсихологию в общие тенденции развития мировой науки (дипластия). Ко вторым можно также отнести такое понятие, как
«… взаимное притяжение особей одного вида свыше некоей критической величины и вне стадно-семейных предохранительных ограничений уже делает имитацию силой абсолютно неодолимой и самовозрастающей; имитация становится доминирующим фактором поведения, подавляя и жизненные видовые инстинкты, и индивидуальный опыт, – она становится как бы самодовлеющей стихией»110
.Понятие «имитативность» не разработывалась специально для нужд палеопсихологии Поршнева, как «интердикция», а было заимствовано из общего биологического лексикона, но мы все же рассмотрим его в связи с одним актуальным для современной науки вопросом, а именно работой в центральной нервной системе особых клеток – так называемых «зеркальных нейронов».
Открытые в начале 1990-х годов «зеркальные нейроны»111
, исследование которых почти сразу стало одним из ведущих направлений нейробиологии, имеют большую популярность не только среди ученых, но и у широкой интересующейся наукой публики. И, как это часто бывает в случае резонансных открытий, «зеркальные нейроны» тут же стали предметом многочисленных спекуляций. Однако после того как слишком большие ожидания от первого кавалерийского наскока на проблему себя не оправдали, начиная с 2008 года, стали появляться научные работы, выражающие сомнение по поводу их роли и даже самого существования112. В этой связи нам остается еще раз пожалеть о малой известности научной общественности нейробиолога Поршнева («Кто сделал дело в биологии, тот биолог», – отвечал Борис Федорович тем, кто пенял ему на отсутствие диплома биолога113), поскольку эмпирические научные данные, связываемые с «зеркальными нейронами», не только дают возможность «несколько прояснить нейрофизиологический механизм подражания»114, но и прекрасно укладываются в общую канву поршневской теории тормозной доминанты и бидоминантной модели высшей нервной деятельности.Глава 5
Новейшие сведения об интердикции
На примерах интердикции в животном мире Б. Ф. Поршнев подробно не останавливается, в основном ограничиваясь ссылками на примеры из работ Л. С. Мальчевского115
, Н. Н. Ладыгиной-Котс116, опыты с низшими обезьянами Н. А. Тих117. При этом он сетует на то, что «приведенные примеры слишком единичны, чтобы уполномочивать на широкое физиологическое обобщение»118, и вынужден ограничивать свои выводы оговорками. По всей видимости, в его время еще просто не существовало достаточного количества эмпирических исследований, из которых можно было бы черпать примеры. Возможно также, Поршнев считал, что ему уже некогда углубляться в поиск и изучение таких примеров, он торопился хотя бы в общих чертах успеть раскрыть проблему появления человечества и, действительно, умер, так и не дождавшись выхода книги. Но и сегодня, когда его работа проделана, новые примеры интердикции не будут лишними и способны только укрепить его выводы, тем более что источниковая база за прошедшее с момента выхода книги время заметно окрепла. Изложение новых примеров интердикции поможет раскрыть социально-философское значение этого явления.