Рождение греческого полиса

Между тем представление о прерыве в историческом развитии не следует абсолютизировать. В данном случае против этого должно предупреждать уже то весьма важное обстоятельство, что завоеватели принадлежали к одной с покоренными этнической общности, т. е. что сдвиг на рубеже II—I тыс. до н.э. произошел в рамках исторической жизни одного и того же народа.[87] Более того, как мы сейчас увидим, есть основания полагать, что и в плане социальном завоеватели мало чем отличались от основной массы покоренного населения: для тех и других характерно было существование в условиях общинного быта. Но в таком случае очевидный разрыв между микенским временем и последующим в области социально-политической и культурной не исключал преемства в другой и, пожалуй, более фундаментальной области — этносоциальной.

Конкретизировать это общее положение помогает та научная конструкция, которая в марксистской историографии была намечена уже К. М. Колобовой, обстоятельно, в существенном своем звене, разработана Ф. Папазоглу и развита затем Я. А. Ленцманом, Ю. В. Андреевым и Г. Бокиш. Согласно этой гипотезе микенская цивилизация была весьма еще скороспелой, верхушечной. Классовое, именно рабовладельческое, и государственное начало воплощалось и ограничивалось здесь на уровне дворцовых центров, возвышавшихся над морем примитивных поселков, которые продолжали жить своим традиционным общинным бытом. С гибелью дворцовых центров сельские общины выступили на первый план и стали главной основой последующего развития. Именно из их среды и выделились позднее новые центры, которые уже были протополисами.[88]

Впрочем, в опубликованной позднее работе «К проблеме послемикенского регресса» (ВДИ. 1985. №3. С. 9-29) Ю. В. Андреев значительно уточняет характеристику Темных веков, склоняясь к «компромиссному», т. е. более сбалансированному решению проблемы. «Вполне допустимо предположение, — признает он, —что в каких-то отношениях и на каких-то уровнях “темные века” были периодом остановки или даже разрыва в историческом развитии греческого общества, тогда как в других отношениях и на других уровнях это развитие все же продолжалось" (с. 10). И далее он верно указывает условия и факторы этого развития (с. 18-23). Тем не менее при описании картины упадка (с. 10-18) по-прежнему используются такие сильные выражения, как «страшная катастрофа», «глубокая депрессия», «печать безнадежного отчаяния и духовного тупика» и т. п. Ср. также: Starr Ch. G. A History of the Ancient World. P. 110, 189.

Но даже и в плане социально-политическом и культурном прерыв в развитии, а вместе с тем и последующий регресс вовсе не были столь радикальными, как это подчас представляется (например, тем же Ф. Папазоглу и Ю. В. Андрееву).[89] Начать с того, что конец микенской цивилизации отнюдь не являл собой однозначной картины повсеместного и единовременного крушения. В одних местах дворцовые центры и в самом деле пали в результате одноактной катастрофы (судьба пилосского дворца на рубеже XIII-XII вв. до н. э.), но в других смена культур — в рамках дорийского переселения — была длительной (борьба, не исключавшая известного этнического взаимодействия, в Лаконике на протяжении трех столетий —с XI по IX в.), а в третьих она свершилась даже без прямого дорийского вмешательства, хотя и не в совершенном отрыве от общего, вызванного падением главных центров, упадка микенской цивилизации (Аттика).

Далее, и в этой же связи, надо заметить, что не все культурные ценности микенского времени погибли безвозвратно. Изучение греческой религии и мифологии, равно как и эпоса, показывает, что в этих заглавных, определяющих областях древней культуры и идеологии развитие свершалось практически непрерывно в одном русле, что и содержание и форма религиозно-мифологических и некоторых иных представлений греков классического времени во многом восходят к микенской поре.[90]

Особо следует отметить в контексте этого культурного континуитета выдающуюся роль греческих колоний в Малой Азии. Традиция относит первоначальное возникновение этих колоний — в частности, Милета, Колофона, Эрифр —еще к крито-микенской эпохе, но то были, скорее всего, небольшие опорные пункты или фактории, а многолюдными поселениями они стали только в ходе послемикенской колонизации XI-VIII вв.[91] Здесь и нашли себе прибежище те слои или группы ахейского населения, которые после гибели их государств не пожелали оставаться и жить на родине в условиях общей социальной и культурной деградации. Таким образом, вместе с остатками старинной знати в зоне ионийской и эолийской колонизации в Малой Азии смогли сохраниться важные культурные традиции и прежде всего героический эпос с его столько же народной, сколько и индивидуализированно-рационалистической мудростью.[92]