Рождение греческого полиса

Разумеется, совершенно отчетливо названные главные направления прослеживаются только на заключительной стадии, в архаическую эпоху. Тогда явственно проступают уже контуры и настоящего античного города, и гражданского общества, и правильного государства. Однако зародыши этих образований обнаруживаются гораздо раньше, в гомеровскую эпоху, которую по праву считают временем переходным, когда от первобытной стихии вновь пролагаются пути к цивилизации, и с этой первоначальной фазы нам и предстоит теперь начать.

В нашу задачу не входит последовательное и подробное рассмотрение исторической жизни греков в переходный период XII—IX вв. Достаточно будет сказать, что после полосы безусловного упадка, вызванного дорийским завоеванием и крушением микенского мира, когда, с гибелью дворцовых центров, жизнь греческого общества лишилась одновременно и важных опорных пунктов и импульсов к развитию и даже как бы обратилась вспять к простейшему сельскому быту, с соответствующими нехитрыми формами выражения, как о том можно судить по скудному инвентарю погребений субмикенского периода (1150-1050 гг.), —после этой вековой полосы застоя примерно с середины XI в. вновь начинается движение вперед. Здесь, в определении начального момента, равно как и в истолковании главных форм и общего смысла возобновившегося развития, мы вполне можем опереться на выводы, делаемые новейшими исследователями на основании археологических данных, и в первую очередь тех, что добыты раскопками в районе афинского Керамика.[109]

Итак, приблизительно с 1050 г. обнаруживается и нарастает волна перемен: в погребениях ингумация сменяется новым обрядом — кремацией, а сопутствующий инвентарь становится все богаче и разнообразнее. При этом все больше встречается оружия, и все чаще оно изготовляется из железа. Распространяется новый тип керамики, с более пропорциональными формами сосудов, с новым, простым, но весьма характерным геометрическим орнаментом. Последний от первоначального незатейливого чередования полос и полукружий (протогеомет-рический стиль, 1050-900 гг.) постепенно переходит к более сложным композициям, на разные лады комбинирующим излюбленные геометрические узоры со схематичными, но выразительными изображениями птиц, животных и людей. При этом бросается в глаза осознанное стремление к пропорциональности частей, к симметрии элементов, к гармоничности всего художественного построения в целом (геометрический стиль, 900-750 гг.). Своего наивысшего развития этот стиль достигает в VIII в. в монументальных, очевидно, декоративного назначения, дипилонских вазах, на которых чрезвычайно разработанный геометрический декор разбивается и оживляется целыми тематическими сценками, например, изображениями погребальных процессий или сражений на суше и на море.

Эти сдвиги в материальной и духовной культуре вполне красноречивы; они вне всякого сомнения свидетельствуют о возобновившемся общественном движении. Что же касается более глубинного социального смысла этих перемен, то на этот счет могут быть высказаны только предположения, но предположения весьма вероятного свойства. Именно, если в массовом распространении железного оружия можно видеть признак возрастающего значения народного ополчения,[110] то производство огромных, причудливо-разукрашенных дипилонских ваз должно указывать на другое полярное явление — на рост значения тех, кто мог заказывать подобные предметы роскоши, т. е. богатых аристократов.[111] Более того, появление вновь роскошных гробниц вроде той, что была недавно обнаружена в Лефканди (на Эвбее), может свидетельствовать о выделении из слоя общинной знати отдельных сверхличностей «княжеского типа», главенствующих царей-басилевсов.[112]

Таким образом, уже на археологическом материале, понятом в русле античных представлений, можно констатировать углубляющееся социальное расслоение в греческом обществе XI-IX вв. Оставляя до поры до времени в стороне вопрос о роли и судьбе основной массы общинников, отметим, как особенно впечатляющее, формирование некой общественной элиты. Признание главенствующего положения этого аристократического слоя, в свою очередь, позволяет лучше понять заглавные черты архаической культуры, а вместе с тем и символику геометрической вазописи, в особенности ваз дипилонского стиля. Можно согласиться с тем, что в тяжелой, но гармоничной монументальности, в пестром, но, без сомнения, рационально разработанном декоре, в самих сценах греческих тризн или схваток нашла свое отражение сформировавшаяся модель аристократических ценностей —та же, что и воплощенная в корреспондирующих с дипилонскими вазами по времени и духу гомеровских поэмах.[113]