Рождение греческого полиса

Конкретный живой облик такого протополиса отображен у Гомера. Это в особенности Троя, а для несколько более поздней стадии, для зоны ионийской колонизации, как предполагают, еще и город сказочного народа мореходов-феаков на острове Схерии. С городом этот гомеровский протополис роднят его центральное положение, укрепленность и компактность застройки, но ни в социально-экономическом, ни даже в политическом отношении он еще не является городом-государством в собственном смысле слова. Он не выделился из сельской округи и не противостоит ей как центр ремесла и торговли. Его население в принципе совпадает с совокупностью данного народа, с массою составляющих этот народ соплеменников-землевладельцев. В нем нет институтов-учреждений и зданий, — воплощающих власть, отделившуюся от народа, если только не считать такими воплощениями власть и дом патриархального главы племени, Приама в Трое или Алкиноя на Схерии, что, однако, было бы несомненной передержкой.[118]

Все же надо заметить, что эта характеристика гомеровского протополиса правильна лишь в принципе, поскольку она опирается на главный и по этой именно причине сильно архаизированный образец — Трою. Тот же гомеровский эпос содержит целый ряд таких данных, которые, без сомнения, отражая ситуацию, близкую времени жизни самого поэта, свидетельствуют о начавшемся уже движении в сторону цивилизации — к городу, к классовому обществу, к государству.[119] Показателен в этой связи образ жизни феаков: они не только наделенные участками земли обитатели некоего укрепленного городища, но притом еще и мореходы. И надо думать, что облик этих сказочных мореходов был смоделирован с таких реальных прототипов — греческих общин Архипелага или Ионии, —для которых морские занятия служили средством удовлетворения не только отвлеченных, но и вполне материальных интересов, связанных с морской торговлей.

Соответственно и город феаков, по сравнению с Троей, наделен характерным обликом более развитого приморского поселения. Он обладает не только стенами, отвечавшими его назначению служить центральным убежищем для племени, но и гаванями с соответствующими морскими арсеналами (навесами для кораблей, хранилищами для парусов и снастей, мастерскими для изготовления весел и проч.), что отвечает новейшей жизненной ориентации, и расположенной здесь же площадью —агорой, чье назначение, разумеется, не ограничивалось быть местом народных заседаний, как на том настаивают те, кто занижает уровень социально-экономического развития греков в архаическую эпоху.[120] Можно не сомневаться, что в обычное время (и у обычного народа) она была также и местом для торжища, как то и понято и вольно, но по существу правильно передано великими переводчиками «Одиссеи» И.-Г. Фоссом и В. А. Жуковским. Но для вящей иллюстрации нашего изложения приведем это место из «Одиссеи» полностью, как оно выглядит в переводе Жуковского. Это — слова Навсикаи, приглашающей Одиссея следовать за нею в город, где живет и правит ее отец Алкиной:

Потом мы
В город прибудем. с бойницами стены его окружают;
Пристань его с двух сторон огибает глубокая, вход же
В пристань стеснен кораблями, которыми справа и слева
Берег уставлен, и каждый из них под защитною кровлей;
Там же и площадь торговая[121] вкруг Посейдонова храма,
Твердо на тесаных камнях огромных стоящего;[122] снасти
Всех кораблей там, запас парусов и канаты в пространных
Зданьях хранятся; там гладкие также готовятся весла,.

(Od. VI, 262-269).

В приведенном описании города феаков бросается в глаза выра зигельная комбинация основных структурообразующих элементов -стен (πύργος, в других местах —τείχος, τείχεα), гаваней (λιμένες) и примыкающей к этим последним площади (άγορά), что все вместе выдает сложение полиса, опирающегося на укрепленное городище, обладающего самодеятельным населением и ориентированного на море (мы отвлекаемся здесь от темы Алкиноева дворца, в которой надо видеть скорее реминисценцию микенского времени). Для сравнения и в подтверждение высказанной мысли приведем еще два отрывка из «Одиссеи», где также отражена общая панорама города феаков. Идущий по городу Одиссей дивится открывающейся его взору картине:

Он изумился, увидевши пристаии, в них бесконечный
Ряд кораблей, и народную площадь, и крепкие стены
Чудной красы, неприступным извне огражденные тыном.

(Od. VII, 43-45).