В то же время очевидно, что ряд важнейших положений марксистской теории удалось воплотить впервые лишь в России, хотя это и не отвечало представлениям Маркса и Энгельса о том, где начнется социалистическое преобразование мира. Лишь в стране, где фактически не существовало барьера между цивилизованными и нецивилизованными народами, где было ограничено господство товарно-денежных отношений, где многовековые традиции общественной сплоченности во имя единой цели ослабляли сословные рубежи, можно было приступить к построению общества классового, социального и национального равноправия.
Ликвидация социальных барьеров и меры по устранению разрыва в уровне развития между отсталой национальной периферией в Азии и остальным населением России доказывала верность коммунистов принципу пролетарского интернационализма и помогала развивать те отношения, которые сложились в российской Арктиде. Лозунг «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», ставший официальным девизом страны Советов, казался не только призывом к грядущей мировой революции, но и принципом, определяющим отношения между всеми народами мира, что также отвечало глубокой культурной традиции народов России.
В то же время революционные выступления в Западной Европе привели лишь к временным победам коммунистов и левых социалистов в Венгрии и Баварии. Мировая пролетарская революция в капиталистических странах, ожидавшаяся многими марксистами мира, не состоялась.
Одновременно капиталистические страны предпринимали усилия для того, чтобы изолировать Советскую Россию. Под руководством Клемансо Франция, которая со времен маркиза де Кюстена стремилась отделить Россию от остальной Европы, предприняла усилия по созданию «санитарного кордона» из бывших земель России — Финляндии, Эстонии, Латвии, Литвы, Польши, а также Румынии, захватившей Бессарабию. Эта политика отвечала и интересам Англии. Сразу же после свержения самодержавия в 1917 году министр иностранных дел Великобритании Бальфур заявил на заседании правительства: «Если вы сделаете абсолютно Независимую Польшу… вы отрежете Россию от Запада. Россия перестанет быть фактором в политике Запада, или почти перестанет». Позже, объясняя, почему английское правительство не помогает антибольшевистским силам объединиться, премьер-министр Ллойд Джордж заявил в палате общин о «несовместимости» создания сильной России с интересами Великобритании. Ллойд Джордж при этом сослался на премьер-министра Дизраэли, который утверждал, что «огромная, гигантская, колоссальная, растущая Россия, подобно леднику, неумолимо движущаяся в сторону Персии и к границам Афганистана и Индии, представляет для Британской империи величайшую угрозу, какую только можно себе представить».
Некоторые руководители великой океанской державы считали, что положение в России нельзя пускать на самотек и не следует ограничиваться изоляцией нашей страны. Уинстон Черчилль полагал, что столкновение России с Германией позволит направить силы континентальной Западной Европы в восточном направлении и одновременно надолго, ослабить великую державу Евразии. Вечером 11 ноября 1918 года, когда народ Англии вместе со своими союзниками праздновал победу над Германией, Черчилль пришел в выводу, что «подчинить своей власти бывшую русскую империю — это не только вопрос военной экспедиции, это вопрос мировой политики… Покорить Россию… мы можем, лишь с помощью Германии».
Эта же идея была развита Александром Гельфандом (Парвусом) в 1922 году в брошюре, в которой он изложил план германской экспансии против России. Вскоре идеи Черчилля и Парвуса были взяты на вооружение быстро растущей национал-социалистической партией Гитлера. Фактически тень грядущего нашествия с Запада нависла над нашей страной уже с начала 1920-х годов.
В 1921 году один из лидеров Советской страны Лев Каменев признавал: «Наши предположения о быстрой помощи, которая могла бы прийти к нам из Западной Европы в вице мировой революции, по крайней мере, в одной или двух капиталистических стран, не осуществляются с той быстротой, которая была бы желательна и которая чрезвычайно быстро облегчила бы нашу задачу… Мы находимся в таком периоде, когда можно ожидать с часу на час, что старая законченная империалистическая бойня породит как свое естественное продолжение какую-нибудь новую, еще более чудовищную, еще более гибельную империалистическую войну».