Рождение Контролера

— Мы знаем, — сказал Куцардис, — дважды уже появлялись у террористов. За большие деньги, конечно. За очень большие. Но у террористов они откуда-то берутся. К ним пойти, что ли?.. А то еще за квартиру два года выплачивать ипотеку.

Левченко кивнул в его сторону:

— Слышали, профессор? Вот откуда они берутся.

— Это у нас в продажной Европе, — заметил я. — На Востоке все за идею. Потому террористы только оттуда. У нас последние террористы царя бомбами закидывали.

Он сказал со вздохом:

— Я тоже не слышал еще, чтобы кто-то за деньги себя взорвал. Ладно, Куцардис, пока живи, но все равно будешь под наблюдением.

— Меня нельзя, — сказал Куцардис испуганно, — у меня жена ревнивая.

Левченко вскинул брови в изумлении.

— Так зачем тебе такая? Возьми другую!

— Так интереснее, — пояснил Куцардис. — Мы как бы настоящие муж и жена. В том, старом понимании. Может быть, в самом деле так и есть?.. А если не ревнивая, то и не жена?

Левченко сказал с отвращением:

— Как же достала эта игра. Иногда кажется, что и мы в игре, вот только пули настоящие.

Дважды навстречу попались на пикапах банды с оружием в руках. В нашу сторону все смотрят настороженно, но мы разъехались, не сбавляя скорости, и, думаю, те орлы тоже вздохнули с облегчением.

Одно дело — показывать свою круть мирному населению, а другое — столкнуться в бою с такими, как мы, точно никакой прибыли не светит, а очередь из автомата прямо в упор можно получить с легкостью.

Я вспомнил, что спец по оружию Эндрю Никкол как-то сказал с удовлетворением, что в мировом обороте сейчас сотни миллионов единиц оружия, что значит — на каждые двенадцать человек уже по пистолету, автомату или пулемету. Это много. После чего подумал и добавил: «Единственный вопрос, как вооружить остальных».

Сейчас его мечта сбылась, танки и тяжелое вооружение больше не выпускаются в странах, что постоянно ездят друг к другу и все проверяют и проверяют, зато пистолетов и автоматов на душу населения стало намного больше.

Особенно в таких вот регионах с нестабильными режимами или где вообще никаких режимов. Здесь уже не на двенадцать человек один автомат, а на пятерых, а то и троих.

Затопек с завистью поглядывает по сторонам, а когда проезжали по горной тропе, откуда распахнулся дивный вид на чудесное чистейшее море со сказочным пляжем и пальмами, что между собой и морем оставили сотню метров белого кварцевого песка, тяжело и протяжно вздохнул.

— Есть же такие места на свете…

Челубей сказал с иронией:

— А у тебя дома не так?

— Не совсем, — ответил Затопек. — У нас в Нижневартовске десять месяцев лютая зима, а два… так, тоже зима, но с зеленью.

— Я бы тоже здесь поселился, — сказал Куцардис. — Вечное лето… Жить на берегу теплого моря…

— Никогда не бывает ни холодно, — поддержал Затопек, — ни слишком жарко…

— И комаров нет, — сказал Левченко, — как у вас там в Нижневартовске с комарами?

Затопек, как в ознобе, передернул плечами.

— Комары? У нас хуже, мошка́!.. Облепляет толстым шевелящимся одеялом!.. И жрет так, что ходишь как со снятой кожей… На оленей смотреть страшно, сердце кровью обливается. Но, блин, это у нас в Нижневартовске ракету «Иблис-7» создали, а не здесь, в здешнем раю!.. Не понимаю, почему они в таком щасте нищие?.. Профессор?

Я промолчал, ответил с уверенностью Куцардис:

— Нищета в Африке поддерживается нарочито…

— Это… как?.. Профессор, он брешет?

Я покачал головой.

— Нет, но сказано слишком сильно. Если точнее, не поддерживается, но и не делаются никаких усилий, чтобы с нищетой и разрухой бороться.

— А надо?

Я подумал, ответил честно:

— На самом деле бедные и очень бедные нужны, чтобы в обществе были представлены все слои населения. В этом случае средний класс видит, что он получит бессмертие вскоре после супербогатых, а эти вот бедные и нищие вовсе не получат. А если и получат, то в туманном будущем, когда это будет бесплатная услуга.

Они смотрели с непониманием, я подумал, что это я слишком уж залетел, эти ребята и слыхом не слыхали ни о каком бессмертии.

Куцардис проговорил громко, перекрикивая встречный ветер:

— Не знаю, кто что получит, но для общества очень важно, чтобы кто-то жил лучше, а кто-то хуже. Разве не так?

— Верно, — сказал я с облегчением. — У тех, кто живет лучше, сразу выше самооценка, самочувствие, уровень гормонов, индекс благополучия, патриотизм и уверенность в правильности выбора президента.

Остальные слушают с вялым интересом, Куцардис сказал чуточку хвастливо, рисуясь эрудицией:

— Европа на пятьдесят четыре процента счастлива только за счет понимания, что Африка живет намного беднее и вообще во всем хуже! Верно, профессор?

— Точно, — подтвердил я. — Потому в европейских странах стабильные системы и устойчивые режимы, несмотря на то что к власти приходят то одни партии, то другие.

Челубей хмыкнул.

— Да, конечно, всегда чувствуешь себя лучше, когда сосед болеет.

Я покосился на ярко-синее небо, такое не увидишь в наших северных широтах. Купол выгнулся так, что уже не перевернутая чаша, а словно бесконечный туннель вверх, где стенки сходятся одна с другой только в перспективе…