— Попугаи, — согласился Куцардис. — Если актер изменит хоть слово или пропустит, его с работы выгонят. Какая уж там свобода творчества… И какого хрена именно они с экранов жвачников поучают правительство, как надо править, какие реформы проводить, за кого нам голосовать, чтобы всем было щасте?.. Блин, актеры!.. Актеры учат политике!..
Челубей сказал лениво:
— Наших актеров вообще можно всех расстрелять без всякого ущерба для кино. Все равно отечественное не смотрим. А польза будет, у пятой колонны боевые потери… Мелочь, а приятно.
Ингрид поглядывала на меня, я помалкивал, устами дитятей глаголит Бог, в этом случае ясно и доходчиво говорит истинную истину через этих дитятных десантников.
В Европе нарастает роботизация, уже миллионы крепких здоровых мужчин оказываются на улице. Самое время вербовать их в отряды для борьбы за правое дело на Востоке, обещая высокое жалованье и плюс высокие гонорары за каждое выполненное задание.
С каждым годом работы будут лишаться по два-три миллиона человек, потом по пять-десять, так что пусть не все пойдут воевать, но все же впереди интересная жизнь…
В Европе ради экстрима только с крыш прыгать с парашютами, а на Востоке простор для приключений!.. Убивай, грабь, насилуй… хоть привычно женщин, хоть попробуй мужчин, если в прежней жизни стеснялся, а здесь просто: изнасиловал — застрелил, изнасиловал — застрелил… Ишака и вовсе стрелять не надо, никому не скажет. Счастье-то какое! Свобода, воля, счастье, люди Флинта песенку поют, дело Робин Гуда живет… Романтика! Как же достала жизнь в зарегламентированном мире!
На проезжей части перед кофейней остановился пикап с открытым верхом, что естественно в жарких странах, где не то что зимы, но и дождей не бывает.
Сверху — скрепляющая борта толстая труба, за которую не только удобно держаться, но и можно прикрепить к ней крупнокалиберный пулемет, что здесь смотрится уже не как писк моды, а вполне обыденно, как в Мексике сомбреро.
Левченко заглушил мотор, выпрыгнул лихо, красивый и полный молодой силы, пошел к нам, широко и победно улыбаясь.
— Как лошадка?
— Хороша, — сказал я, — повышенная проходимость, рама приподнята, мотор усилен… Кому-то служил верно, вон пулевые пробоины с левого боку и пару осколочных царапин закрасили недостаточно умело…
— Все-то замечаете, профессор, — сказал Левченко. — Но пробоины — лучший паспорт!.. Да и сторговал задешево. Хозяин уже в земле, а наследники постарались поскорее избавиться от такого опасного средства передвижения… А мой кофе?
Я сделал хозяину жест и сказал на тамезрете:
— Большую чашку моему другу и большой макруд!
Конечно, получается у меня с акцентом, тут уж ничего не могу сделать, зато на любом языке и на любом наречии, если только отыщется в Мировой паутине.
Левченко одобрительно кивнул.
— Спасибо. Кстати, хороший говор. Выдает уроженца Сахары, там живут самые свирепые тунисцы.
Он сел, с жадностью припал к большой чашке, вовсе не стыдясь, что изысканный напиток пьет, как верблюд воду, мужчинам все можно, одним взглядом поглядывал на улицу, где то и дело проезжают в разных направлениях такие же авто с уже установленными на них пулеметами, а полиция, если и видит, задержать или даже задавать вопросы не осмеливается.
Челубей спросил страшным шепотом:
— А пулемет?
— Тоже взял, — ответил Левченко тихонько.
— Ты бог!
— Язычник, — ответил Левченко. — Нет Аллаха, кроме Аллаха, и Мухаммад пророк Его!
— Воистину, — согласился Челубей. — Да будет благословенно Имя Его… А патроны?
— Что я за мусульманин, — спросил Левченко, — если бы забыл о патронах?.. Взял ящик.
— Прекрасно, — сказал Челубей, а Куцардис подтвердил язвительно:
— Стрелять он обожает. Хоть по воробьям, хоть просто по облакам, а чего они тут возникают всякие…
Я спросил негромко:
— А все остальное?
Левченко ответил:
— Здесь рай. Полубезвластие — это та же либертарианская демократия. Столько лавок, где только оружие!.. Я перещупал массу новейшего, что только-только поступает в армию Штатов и НАТО, но здесь уже в ассортименте.
— Покупал в разных?
Он кивнул.
— Да, но это так, на всякий случай. Там один при мне закупил пятьдесят автоматов и шесть гранатометов. Мои шесть пистолетов и шесть штурмовых винтовок не показались бы чересчур, но, конечно, купил в трех лавках, что далеко друг от друга. Еще взял снайперскую и десяток гранат с минами. Все в джипе, накрыл тряпками, ребятня не растащит.
Затопек отозвался недовольно:
— Если не заметит!
— А они замечают все, — сказал Куцардис елейно.
— Но-но, — ответил Челубей. — Я слежу. Пока никто в кузов не заглядывает. Хотя дети здесь просто огонь!
— Дети войны, — сказал Куцардис. — В Европе такие тоже были… в Столетнюю.
— Здесь тоже столетняя, — определил Челубей. — Клановая… Война Алой и Белой розы!
— Война Алой и Белой розы, — сказал Куцардис, явно щеголяя знаниями, — всего лишь эпизод Столетней… А кофе здесь лучше, чем в Москве.
Глава 7
Я допил кофе, все пока идет хорошо, вооружились спокойно. Такая обстановка, когда все выживают как могут, позволяет, как ни странно, держаться городам на плаву уже несколько лет достаточно уверенно.