Огонь полыхал ярко и победно, взмывая огненными языками над пустырем, словно тщась лизнуть само небо. Сложенные решеткой изогнутые, чахлые стволы местных деревьев с трудом бы дали нужный нам костер, но принесенный слугами Угмара верблюжий горюч-камень, похожий на бурые, жирно блестевшие куски каменного угля, дал нужное количество жара и вскоре, отсвечивающие синеватым языки пламени заплясали над тремя телами, сложенными поверх погребального костра. Шеренги легионеров выстроились на пустыре, вокруг костра, чтобы проводить в последний путь трех наших собратьев, прах которых должен был упокоиться на их далекой родине, на Эквестрийской земле. Мы не делали различия между пегасами и единорожкой, и вскоре, ревущее пламя поглотило обернутые в шелк тела, выстреливая икрами в темнеющее над нами небо. Негромко переговариваясь, легионеры глядели на эти искры, быстро гаснущие в прохладной ночной вышине, и время от времени, не выдерживая, тихо покидали строй.
Сухое дерево горело недолго. Уже через час помощники из верблюдов Угмара откатили пышущие жаром горюч-камни, освобождая место для небольшого кургана углей, в котором лежали черные, потрескавшиеся кости – все, что осталось от погибших бойцов.
– «Почему страдают невинные? Почему мы стоим с вами живые, в то время как трое наших собратьев покоятся тут, среди пепла и золы?».
Подойдя к остаткам костра, я поколебалась – а затем шагнула на хрусткие угольки, злобно стрельнувшие яркими искрами, завладевая вниманием всех, как один, повернувшихся ко мне легионеров. На глазах множества пони блестели яркие слезы, и я почувствовала, что должна была сказать хотя бы что-то, что могло бы их не приободрить – но примирить с неизбежной потерей.
– «И я отвечу вам – именно потому. Мы дышим – потому что они дали нам шанс жить. Мы живем – потому что они встали впереди нас, прикрыв нас от смерти своими телами и до конца выполнив свой долг. Хотя бы на мгновение, хотя бы на миг – но этот миг решил все. Они выбрали смерть – чтобы мы с вами могли жить».
Слегка покачиваясь, я поднималась по шуршащим углям, пока не встала на вершину погребального костра. Поставив ноги на обуглившийся, но не сгоревший до конца щит, я чувствовала, как нагреваются на мне стальные накопытники, но не могла заставить себя уйти с этой крады, не сказав того, что должна была произнести.
– «Мы предаем эти тела огню с печальным сердцем, и будем помнить каждого, кто пал в наших рядах. Мы никогда не должны забывать их жертву, и вечно помнить одно – как каждое семя сулит рождение цветка, так и каждая смерть сулит новую жизнь. Новое начало».
Закончив речь, я махнула опаленной ногой, распуская стоявших передо мной легионеров – и спрыгнув вниз, подхватила тяжелый молоток. Это была тяжелая обязанность, но будь я проклята, если бы позволила себе переложить ее на чью-то спину! Сглотнув тяжелый комок, я осторожно сгребла на щит потрескавшиеся кости – и принялась мерно поднимать и опускать молот. Сажа и зола першили в горле, забиваясь в нос и рот, но я продолжала долбить по рассыпающимся от моих ударов костям, смаргивая солоноватые слезы, чертившие светлые дорожки на моих покрытых копотью щеках. Вскоре, все было кончено.
Намахавшись тяжелым молотком, я попыталась было поднять трещащий щит, но покачнулась и едва не навернулась носом в шипящие угли, если бы не множество копыт, со всех сторон протянувшихся к моей перепачканной фигурке. Подняв глаза, я увидела окруживших меня легионеров, так и не ушедших с места печального обряда. Хай, Стоун, Сильверхуф, и даже Черри, тяжело опиравшаяся о бок поддерживающей ее Минти – они все были здесь, так же, как и многие другие пони из всех контуберний моей кентурии. Некоторые из них тихо кивали, благодаря меня за хорошую речь, проходя мимо небольших медных сосудов, в которые складывались останки наших кремированных товарищей. Легкие, почти невесомые урны были теплы, словно хранили в себе частичку души почивших пони, но мне почему-то казалось, что они жгут мою спину словно огонь.
Однако, как оказалось, все самое тяжелое было у меня впереди.
– «Могу я задать тебе вопрос…