– «Тяжело было? Страшно? Вы скулите, что столкнувшись с чем-то пугающим, непонятным или просто необычным, не можете мне доверять? А как я могу доверять вам? Вы все такие гладенькие, хорошенькие, щепетильные, с умным видом рассуждаете о том, чего может быть, а чего нет – вам я могу доверить свою жизнь и жизнь своих легионеров? Ведь как это легко – вечно бухтеть, обличая начальство во всех грехах, но как только дело доходит до ответственности – вы все решили свалить на меня! Тэйл полез буром на стража и получил по хлебалу? Это Скраппи виновата! Единорог пожертвовала собой и погибла, чтобы спасти остальных? Это кентурион виноват! Вы все хотите остаться чистенькими, незапятнанными, ведь это я, я одна несу ответственность за вас за всех! И даже такую тягостную повинность, как поиски средств на похороны или отправку денежной компенсации родственникам бедняжки вы повесили на своего некомпетентного командира! Так или не так?».
– «Кентурион… Командир…» – попробовал было вступиться Хай, но тотчас же завял, напоровшись на мой немигающий, кипящий холодным бешенством взгляд.
– «Приключения закончены. Мы прошли через первый бой и теперь запятнаны кровью – своей и наших врагов. С этого дня, мы стали по-настоящему боевым подразделением, поэтому я прошу и даже требую вести себя соответственно, а не ныть, как все страшно и плохо» – холодно проговорила я, брезгливо отбрасывая на пол оплавленную броню – «По прибытии на место расквартирования разрешаю любому из вас, да и вообще, любому пони кентурии в течение суток написать рапорт об увольнении. Думаю, наша добрая принцесса с легкостью найдет достойное занятие всем желающим разносить печенье. Те же, кто останутся, должны будут принять как данность то, что любой из нас, в любой момент, может умереть. И это, дорогие мои, совсем уже не шутка».
Заря ушла, и первые лучи солнца осветили верхушки домов, когда я выбралась из постели, слыша зычные команды деканов, собиравших своих подчиненных на умывание и зарядку. Поискав взглядом броню, я лишь вздохнула, и натянула на себя грязную, перепачканную сажей и грязью тунику, дробно постучав копытами к выходу.
На город неудержимо накатывался новый жаркий день.
Спустившись в общий зал, я сонно кивнула Хаю, попутно отвечая на приветствия опционов и опустилась за отдельный стол, за которым уже расположился командный состав кентурии. Похоже, ночь притупила впечатления вчерашнего дня, и глядевшие на меня пони были бодры, за исключением одного лишь Стоуна, но я не собиралась что-либо с этим делать. Лишь время могло притупить боль его потери.
Похоже, сваренная мной каша стала новым трендом[66]
отряда, и раскрасневшаяся Минти, глупо улыбаясь от удовольствия, сновала взад и вперед, докладывая остатки каши в протянутые за добавками миски. И кто бы мог подумать, что именно тут, среди грубоватых вояк, в мятной пегаске откроются такие способности к кулинарии? Зачерпнув ложкой кашу, я только покивала головой, почувствовав на языке необычный микс из кусочков сена и слабой кислинки помидоров.«Минти, если ты когда-нибудь решишь оставить службу – будь другом, черкни нам записку, ладно? Мы все хотели бы знать, в какой ресторан столицы нам нужно будет ходить, чтобы еще раз насладиться твоей стряпней» – ухмыльнулась я, глядя на зардевшуюся от похвалы пегаску, чьи крылья приподнялись от радостного возбуждения, под одобрительный стук копыт легионеров.
После вчерашних приключений, день прошел практически спокойно и даже как-то пресно. Вылечившийся от глубокой «мигрени» посол был груб и неприветлив, потребовав от меня обеспечить ему торжественную процессию до трапа корабля в день нашего отъезда из Камелу. Выслушав сбивчивый монолог коричневого единорога, я молча отодвинула его с дороги и ушла, отфыркиваясь от кислого запаха перегара, исходившего от ошарашенного чиновного пони.