Рождение мечника

Следующий день оказался зеркальным повторением дня вчерашнего, а на конкретные вопросы о распорядке наших дальнейших действий Вон Хань заверял, что план «уточняется», «согласовывается со специалистами», с которыми для лучшего построения плана нужно отобедать и отужинать. Меня пробрало на смех. Всё происходящее больше всего походило на сцену торга на каком-нибудь азиатском базаре, где на вопрос о конкретном товаре следовал список других, куда лучших, по словам продавца, товаров, среди которых запрошенный отсутствовал как класс. Я опять спустил ситуацию на тормозах, мне стало любопытно, что это за специалисты, с которыми нужно согласовывать мой план. На обеде и ужине я развлекался тем, что задавал собеседникам провокационные вопросы про план, про энергию «ци», про пришельцев. Ситуация начинала меня сильно напрягать. Вечером, от нечего делать, я начал вслушиваться в разговоры за столом, «выпадающие» из перевода Ли Чэна, и открыл для себя массу интереснейших фактов.

Прежде всего, оказалось, что китайцы считают меня грубым неотёсанным варваром и не знают, что именно мне нужно, а, вернее, как именно меня использовать в своих целях. У меня не было визитки, одет я был довольно нелепо, задавал неправильные вопросы. А потом я обратил внимание, что к Вон Ханю вне «протокола» обращаются совсем иначе, а именно — как к господину Ли. Ли Паню. От нечего делать я ещё раз открыл на ноутбуке личное дело своего провожатого. С фото на меня смотрело лицо китайца с вьющимися русыми волосами. Я перевёл взгляд на Вон Ханя: лицо было похоже, как и все китайские лица для европейца, вот только волосы у него были прямыми и чёрными. Хорошо, цвет волос можно поменять — может быть, у китайцев мода такая — но зачем их выпрямлять?! Да, женщины и не на такое способны ради неординарной внешности, ради смены имиджа, но не мужчины же! Выходит, мой китаец оказался липовым Вон Ханем.

Первым вопросом было: почему я сразу не озаботился сопоставлением внешности своего человека? Следующим вопросом было: кто подослал ко мне этого неадеквата? Даже закралась мысль, что меня взяли в разработку местные спецслужбы, а какая-то часть информации о моей персоне и сокрытых целях просочилась наружу. Но почему тогда эти китайцы называют моего провожатого другим именем? Неужели местные спецслужбы не могли озаботиться нормальной легендой? Пороть горячку я не стал — в сердце бурлила холодная ярость, но разум оставался чистым. Зато вечером в номере парень был прижат к стене в прямом и переносном смысле этого слова.

Ему хватило лишь одного взгляда на снующие вокруг меня молнии, а также одного вопроса, произнесённого на чистейшем китайском языке: «Кто ты такой и где Вон Хань?» — чтобы всё понять правильно. И тогда китаец сделал ход конём: он врубил дурака.

— Добрый господин, почему вы не поведали мне о знании языка? Ваш китайский просто безупречен! — восхитился мужчина. Его лицо при этом было лицом китайского болванчика: мягким и добрым, без тени возмущения или страха.

— Ваша лесть неуместна, господин Ли Пань. Я повторяю вопрос. Если не получу на него ответа, посчитаю ваше появление происками конкурентов и вынужден буду применить силу.

— Ну что вы, господин Познань! Какая сила? Какие конкуренты? Вы что-то путаете, — продолжал брехать в лицо этот деятель.

— Вам же известно, что такое гуаньси [7]? Поверьте, я без вас узнаю судьбу Вон Ханя, только тогда вам будет хуже, — с этими словами я достал телефон и принялся звонить.

На чистейшем китайском я переговорил с одним из данных мне резервных контактов. Выяснил координаты одного из местных высокопоставленных стражей порядка. Позвонил ему напрямую, и очень скоро знал точный адрес, а заодно и то, что Вон Хань сейчас дома. Поднял взгляд на китайца. Его хвалёное умение контролировать себя дало трещину: бедолага стоял с отвисшей челюстью, ошалело переваривая только что услышанное и увиденное.

— У вас такие серьёзные гуаньси! — воскликнул он.

— Ты не обо мне думай, голубчик, а о себе. Поехали к Вон Ханю.

И мы поехали. Китаец почему-то продолжал проявлять поразительное бесстрашие, он не верил в опасность для своей тушки. Это нервировало меня ещё больше. Под конец нашего путешествия в такси я раскалился до той точки кипения, когда здравый смысл окончательно отключается, и на первое место выходят эмоции.

Квартирка у Вон Ханя располагалась в такой жуткой дыре, в таком обшарпанном доме, что даже таксист покачал головой и поцокал языком, выражая недоумение обеспеченными пассажирами, что-то забывшими в этом «забытом духами предков» месте. Дома вокруг чуть ли не наползали друг на друга, а между ними можно было просунуть, разве что, локоть. Человек туда точно не пролезет, зато крысы чувствовали себя здесь, как у себя дома. Да они и были у себя дома.