— Да не люблю, и всё! — отрезала Нина. — Вот когда я, верно, получу по заслугам и останусь старой девой...
И все засмеялись и зазвенели посудой.
— За ваше, Дездемона! — крякнул Народный. — Нет, это я так, со зла сказал, старой девой вы не будете! — Он поднял бокал. — Но дай бог вам скорее выйти замуж и избавиться от всех этих аномалий.
— Это каких же? — быстро спросила Елена.
— А вот этих самых... — Народный поискал слово. — Гинекологических.
Снова все засмеялись.
— В самом деле, — продолжил Народный и обратил к Нине почти фиолетовое лицо. — Ну, сбежала жена от этого гуся, детеныша ему подбросила, дальше-то что?
— Ребенок тяжело переживает это, — сказала Нина суховато.
— Ну?!
— Снятся ей всякие страхи.
— Ну?!
— Плачет по ночам и...
— Офелия, иди за гинеколога, — решил Народный. — Иного выхода нет!
— И выйду! — вдруг огрызнулась Нина.
— И выходите, — запальчиво сказал Народный и обратился к Николаю: — Нет, в самом деле: ну сегодня она пойдет посидит, завтра посидит, ну неделю, ну, ладно, пусть месяц, а потом что? Привыкнет девочка к ней...
— И гинеколог привыкнет, — сказала усатая дама.
— И Нина — к гинекологу, — вставила Елена.
— А, по-вашему, что надо делать? — спросила Нина.
— Кому? Ему? — Народный пожал плечами. — Ему — не знаю что! Ну, судиться, или жениться, или пулю в лоб пустить, или, еще лучше, няньку нанять — это уж его дело. А вам — бросить вмешиваться в то, что вы никак не понимаете. Что это, кукла, что ли? Девочке нужна мать, а вы кто? Так, добрая тетя! Хотите ребенка? Выходите замуж и рожайте сами, вот и всё!
— «Рожай мне только мальчиков одних», — продекламировала Елена, смотря на Николая.
— Знаешь что, Ленка... — Глаза Нины блеснули, и она хотела сказать, видимо, что-то очень злое, но тут подошел молодой человек в роговых очках, обнял ее сзади за плечи и что-то зашептал. Она вдруг засмеялась и встала.
— Танцевать! Танцевать! — сказала она. — Елена, иди к патефону, сейчас я вам покажу кукарачу — три недели практиковалась!
Разошлись уже под утро. Николай довел Елену до парадного, поцеловал ей руку (она спросила: «Не зайдешь?») и пошел домой, но, не доходя квартала, вдруг повернул обратно.
Быстро светало. Кое-где за деревянными воротами кричали петухи. Воздух был чистый и тонкий, как ледок на лужах.
Возле самой гостиницы Николай было остановился и задумался, потом махнул рукой и пошел. Дежурная спала в застекленной конторке. Он на цыпочках прошел по коридору, прислушался — было очень тихо — и постучался в белую дверь.
— Да! — ответили ему.
Он толкнул дверь и вошел. Нина в розовом халате с цаплями стояла перед зеркалом и мазала лицо.
Два белых червяка лежали у нее на щеках и подбородке. Она, не оборачиваясь, улыбнулась ему в зеркало.
— Ну и умница, — сказала она. — А я думала, что ты уж не придешь.
— Почему? — спросил он, прошел и сел за стол.
— Голова гудит от этого треска, — сказала она, сильно втирая крем. — И особенно от патефона. Терпеть не могу патефоны. Подожди, сейчас будем чай пить.
— Еще раз?
— Теперь вдвоем! Постой-ка! — Она подошла к столу, подняла крышку чайника и заглянула в него. — Ну, твой любимый! Как деготь! Опять спать не будешь! — Она села. — Достань свой стакан — он на второй полке! Ну, так чем же ты недоволен?
— Почему ты думаешь, что я... — начал он.
— Ничем? — спросила она в упор.
— Нет, я просто...
— Ну, ничем так ничем. — И она засмеялась.
— Что ты? — спросил он недоверчиво.
Она подошла сзади и обняла его за шею.
— Глупый ты мой, — сказала она нежно, щекоча носом его затылок. — Приревновал меня к этому чудику и просидел целый вечер букой, даже сесть со мной не захотел.
— Ну ладно, пусти!
— Сердитый, злой, ревнючий, приревновал к гинекологу — зачем, мол, она к нему бегает, что там за девочка. — Она засмеялась. — Я еще подумала: так заелся, что даже меня дразнить не стал, — ну и хорошо, а то бы житья от него не было.
— Подожди, подожди, — погрозил он, — вот я сейчас попью и начну тебя причесывать.
— Да? Ну пей тогда! А ты не замечаешь — я немного навеселе. «Уж я пила, пила, пила и до того теперь дошла», — пропела она, кого-то передразнивая. — Похоже на Елену?
— Не слишком! — Он подвинул ей стакан. — Налей-ка! Ты мне серьезно можешь объяснить, зачем тебе все это надо?!
— Люблю ребят.
— Ну и...
— Ой, только, ради бога, не нукай! Не копируй этого пошляка! Я еле усидела во время его речи. Ты и не представляешь, что за замечательные люди эти ребята.
— Да, но пойми, не твое это дело.
— А чье? — спросила она.
— Да не твое же — у нее есть мать.
— Где мать? — спросила она быстро.
— Не знаю, не знаю, но он был прав: частной благотворительностью здесь ничего не сделаешь.
— Давай стакан, я налью ликера — стой, чокнемся — будь здоров! Теперь слушай: девочку я не брошу и разговаривать с тобой об этом не хочу.
— То есть как?
— А вот так — не хочу, и всё! Девочке я нужна, и поэтому я буду с ней.
— Экая ты не...