Всеслав быстро собрал свою дружину и окружил дом, предлагая варягам сдаться по добру, или он дома своего не пожалеет спалит их всех… Варяги в ответ лишь посмеивались и сначала выставили в окна оголенных прислужниц княгини и у всех на глазах сзади их насиловали, а потом… Нет княгиню они насиловать не стали, они даже не стали срывать с нее рубашку, они просто выставили и ее в окно… Вячеслав тогда еще не очень понимал что происходит, он только видел свою мать, находящуюся в руках страшных чужих воинов, видел как ее унижают, хватают за большие груди и пышные бедра, и вроде бы ей даже не было больно, но он видел какие моральные мучения это доставляет и ей, и отцу… Потом варяги закричали, что если князь не хочет чтобы с княгиней сделали то же что и с ее прислужницами, то он должен будет им уплатить столько-то и столько, и беспрепятсвенно выпустить из гордища, а если хочет их сжечь, то пусть жжет вместе с женой… Тогда Всеслав был вынужден согласиться на все условия, а в душе мальчика осталась заноза-памятка, о которой он почти не вспоминал, но сейчас увидев мещерского мальчика, наблюдающего, как собираются насиловать его мать, мгновенно вспомнил все.
Отпустите ее… я вам велю отпустить ее!!– что было мочи заорал княжич и оттого, что кричал он не на улице, а в относительно небольшом помещении голос его зазвучал так пронзительно-страшно, что дружинники словно очнулись от одуряющего морока. Они отпустили женщину и та, накинув что-то из одежды, мгновенно метнулась в угол, схватила за руку оцепеневшего мальчика и с необычайным проворством, явно не соответствующим ее крупному телу, стремглав мимо Вячеслава кинулась прочь.
– Добычу… добычу берите,– едва не в полуобморочном состоянии приказал княжич дружинникам, и нетвердо ступая, покачиваясь как пьяный, покинул жилище.
Надо было как-то прекратить этот разгул, тем более, что при таком обороте значительная часть обитателей селища имевших достаточно резвые ноги, то есть молодые и дети старшего и среднего возраста разбегались, а не полонились. Оказавшись на улице, княжич вновь растерялся, понимая, что так же криком он здесь никого не успокоит. Он, наконец, увидел и Голову и окончательно впал в ступор. Его верный сотник выволакивал из какого-то бревенчатого жилища сразу два туго набитых мешка….
– Что встал княжич, не зевай!– мимо остолбеневшего Вячеслава бежал крепко сбитый дружинник без оружия, неся на своем широком плече кричащую и колотившую кулаками по его спине опять-таки полнотелую женщину с развевающимися рыжими волосами. Дружинник движением руки задрал подол ее длинной льняной рубахи, обнажив широкий белоснежный зад.– Во, какую поймал, мягкая как взбитая перина и на ногу тяжела, убечь не успела, видать не смердка, хорошо кормлена,– с вожделением говорил дружинник делая звонкие шлепки по сочным ягодицам.
Зачем он нес ее куда-то? Видно не мог удовлетворить свое вожделение, когда вокруг творилось такое, хотел сделать свое дело уединенно, где-нибудь на хвое под низкими ветвями развесистой ели.
Окончательно прийти в себя Вячеслава заставил крик. Хотя криков, визгов и стонов вокруг было великое множество, Вячеслав изо всех различил именно этот крик. Кричала немолодая женщина, причем кричала по-славянски, но с сильным мещерским акцентом, окая, цокая и растягивая слова:
– Не трогай… отпуцти… цобака!!! Она доц княц… ее нелця… отпуцти!!!
Эти крики адресовались Бучиле. Страшен был записной мучитель и в своем обычном облике, но сейчас… Его бороду и кольчугу залила кровь, вытаращенные глаза пылали нечеловеческим огнем. На руках Бучила держал полуголую русоволосую девочку, видимо выхваченную им прямо из постели. Девочка громко плакала, вцепившись Бучиле прямо в бороду, сзади за него цеплялась, пытаясь удержать, та самая кричащая по-славянски женщина, худая и немолодая.
– Эй, ребята, подсобите мне, отгоните кто-нибудь эту старую лешачку!– в свою очередь кричал и Бучила, не в состоянии отогнать пожилую женщину, в то время как девочка с необыкновенной энергией буквально рвала его бороду.
Одной рукой мучитель держал ее, а второй пытался отбиться от старухи но та, несмотря на возраст, была очень проворна, вовремя уворачиваясь от его кулака. Тем временем плачь девочки перешел в рыдания и причитания, она говорила по-мещерски. Вячеслав хоть и совсем плохо знал этот язык, но сумел понять, что девочка причитает по убитой матери.