Рождение нации

Бучило смолоду прославился своей жестокостью. Потому его и привлекали для совершения казней и пыточных дел. Перед боем он всегда становился в первых рядах дружины и своим ростом, страшным лицом, выражением глаз должен был наводить ужас на врага. Но когда начиналось сражение он свое место в первых рядах уступал и страшным уже не смотрелся. Обычно он любил нападать сзади, добивать раненых, лежащих, или подкравшись бить в спину. И еще одна страсть отличала этого специфического дружинника – при грабеже вражеских селений он более всего любил «забавляться» с девочками-подростками. При этом он их предпочитал любой взрослой красавице. И сейчас судя по виду девочке, что он тащил, было где-то 11-12 лет. Огромные окровавленные ладони Бучилы погружались в нежную плоть девочки, наверняка причиняя ей боль, хоть и сама она приносила мучителю немалые страдания, буквально выдирая волосы из его бороды. Княжичу стало ясно, что на глазах девочки страшный бородач убил ее мать и именно ее кровь была на его руках и доспехах.

«Бучила убил мещерскую княгиню, жену князя Кову, и сейчас хочет ссильничать его малолетнюю дочь», – эта догадка, наконец, вывела Вячеслава из ступора и побудила к немедленному действию:

– Стой Бучила! Кто эта девочка, и куда ты ее тащишь!?– княжич старался говорить повелительным тоном, но его голос сорвался на юношеский фальцет и выдал волнение.

– Чтооо!?…– находясь в предвкушении животного удовлетворения и постоянно отбиваясь от преследующей его пожилой мещерячки, Бучила не осознал вопроса княжича.

Вячеслав решительно заступил дорогу Бучиле:

– Эта баба говорит, что девочка дочь мещерского князя. Что ты сделал с ее матерью!? Она должна была стать для нас самой дорогой полонянкой. Ты убил ее!?

Бучило тряс кудлатой головой, отстраняя лицо от цепких рук девочки. Шлем он видимо где-то потерял, когда сразу заприметив княжеский дом первым туда ввалился, выбив дверь. Наконец он перехватил руки девочки, оторвав их от своей бороды, попутно «переварив» и вопрос княжича.

– Какого князя?… Не ведаю… Она не хотела отдавать мне мою добычу на меня с мечом… ха-ха баба с сиськами, с брюхом и меч двумя руками еле держит ха-ха… ну я меч из рук ее выбил и своим прямо в брюхо… ха-ха… жирное брюхо, меч как в масло вошел… кровищи из нее как с хорошей свиньи, вот весь запачкался,– Бучила дико захохотал, продолжая ногой лягать вцепившуюся в него пожилую мещерячку, видимо няньку княжны.

Девочка тем временем вновь вцепилась в бороду убийцы своей матери. Но почему-то Бучиле это доставляло не только боль, но и какое-то одному ему понятное удовольствие – он не столько отрывал ее руки от бороды сколько жмурился и удовлетворенно урчал. Нянька, сообразив кто такой этот юный кривич, о чем говорили его доспехи и шлем. Он единственный изо всех имел не просто кольчугу в виде рубахи, а с железной «юбкой» снизу, его руки до локтей закрывали наручни, а на ногах набедренники и поножни, и шлем у него одного был с железной «чешуей» закрывавшей сзади шею… Так вот, нянька превозмогая боль от ударов, что нанес-таки ей Бучила, согнувшись подбежала к княжичу, упала перед ним на колени:

– Княц… Княц!! Воймега доц наш княц. Он,– нянька с ненавистью взглянула на Бучилу,– убил Мокшу, наш княгиня! Не доцвол ему!!…– старая женщина, видимо исчерпав свой запас славянских слов дальше заговорила по-мещерски, но для Вячеслава все уже было ясно.

– Бучила оставь девочку! Она княжна и тебе не по чину. А за убийство мещерской княгини ответ держать будешь!

Привлеченные этой громкоголосой перепалкой многие дружинники прекратили грабеж и насилие. То есть перестали заваливать не успевших убежать женщин, а стали привязывать их ко всему к чему можно привязать, чтобы не убежали. Десятка два дружинников, в том числе и Голова, успевшие спрятать в укромные места свои мешки, встали рядом с княжичем – опытные воины они и в бою ловчее всех и в грабеже быстрее управлялись, при этом никогда не добивали раненых и не убивали женщин, не издевались над ними. Насильникам, как правило, в деле грабежа перепадало меньше, ведь для них на первом месте была их страсть. Тем более сотник Голова, будучи уже не молодым, совсем не отвлекался на женщин.

– Нет княжич, сейчас уже не бой, и ты мне не судья и не начальник, и никто не в праве отнять у меня мою добычу. Я не ведал кто та баба, которой я брюхо вспорол, и не ведаю кто эта девчонка… Я сейчас только ведаю, что она моя добыча и рукой своей чую, что мясо на ней уж очень мягкое и косточки мелкие-мелкие и чистая такая что от нее дух как от леса соснового… Сколько баб и девок я спробовал, ото всех дух потный шел, а от этой… Не бывало у меня еще никогда такой… Потому княжич хоть ты, хоть сам князь… Судить меня вы опосля будете, а сейчас она моя и никто ее от меня не возьмет, и ты княжич лучше не заступай дороги, а то не посмотрю… Сам небось хочешь такую подушку под себя подстелить мягкую да духовитую? Так нечего было стоять рот разинув, а брать что получше ха-ха… Ладно так и быть опосля себя, тебе ее отдам. А сейчас уйди с дороги добром прошу!