Рождение неолиберальной политики

Однако мысли Хайека, Мизеса и Поппера ещё не могли служить положительной альтернативной политической программой. Продуманный политический вызов кейнсианству, регулированию капитализма и социальному государству был брошен позже, когда благодаря усилиям других людей, усилиям членов трансатлантического сообщества учёных, аналитических центров, журналистов и политиков при финансовой поддержке сочувствующих бизнесменов сформировался менее компромиссный и более чёткий набор неолиберальных идей. Но столь решительная и энергичная рыночная программа, какой она стала потом, — особенно в Чикаго и Виргинии в 1950-х, 1960-х и 1970-х годах — не могла бы появиться без мощного теоретического основания, заложенного анализом трудного положения Запада в работах Хайека, Поппера и Мизеса. Поэтому «Дорогу к рабству», «Открытое общество» и «Бюрократию» можно рассматривать как истоки собственно неолиберального мировоззрения.

В тот момент, в середине 1940-х годов идеи этих книг мгновенно привлекли внимание прежде всего потому, что были созвучны страхам и тревогам мира, измученного призраком гитлеровского национал-социализма и угнетённого возведением «железного занавеса» в Европе в начале холодной войны. Но их воздействие на политическое сознание, особенно в США, нельзя объяснить одной только резкой критикой европейских форм тоталитаризма. Хайек и Мизес, в частности, апеллировали к глубоко укорененным в американском обществе стереотипам сугубого индивидуализма, опасения и недоверия по отношению к власти государства. «Открытое общество» Карла Поппера пользовалось вниманием по другим причинам. Его концепция «частичных социальных преобразований» отражает готовность ранних неолиберальных мыслителей в 1940-х годах пойти на компромисс с явно враждебным окружением, в котором они себя видели. Поппер наметил базовый уровень государственного вмешательства, особенно в сфере образования, которое могло бы способствовать развитию человечества путём инноваций, проб и ошибок. Он считал, что если не в отношении средств, то в отношении мотивов он солидарен с большинством социалистов, и причислял либералов, прогрессистов и социалистов к одному «гуманитарному лагерю».

О таких соглашениях с коллективизмом никогда не помышлял Мизес, отрицавший Новый курс безоговорочно. Не одобрял их и Хайек. Но несомненно, что позиция Поппера представляла собой крайний пример готовности пойти на определённые компромиссы с нарождающимся социальным государством ради главной цели — рыночного общества (правда, такой примирительный подход почти совершенно не характерен для более поздних версий неолиберальной мысли)[64]. Таким образом, три главные работы, опубликованные одна за другой на протяжении года в конце войны, представляли собой расцвет раннего неолиберализма, перекрёстно опылённого в межвоенный период в Австрии, Германии, Франции, Англии и США. Однако хотя этот ранний неолиберализм внешне вполне узнаваем, он существенно отличался от того, что стало считаться неолиберализмом в конце столетия. Для ранних неолибералов характерно стремление преодолеть недостатки как теории laissez faire, так и Нового курса. Позднейшие неолибералы были склонны абсолютизировать нерегулируемый рынок в духе чикагской школы и гораздо резче выражали своё неприятие социального государства и государственного вмешательства в экономику.

Вклад Хайека, Мизеса и Поппера основывался на научных дискуссиях в Европе и США в 1930–1940-е годы (Хайек и Мизес участвовали в них лично), главным предметом которых было сопоставление достоинств централизованного планирования и свободного рынка как организационных принципов экономическое деятельности в обществе[65]. Своими выводами они подрывали концептуальные основы того, что впоследствии будет считаться послевоенным устройством, — веру прогрессистов и социал-демократов в коллективные решения социальных проблем, их оценки истории и политической мысли, превознесение организационной структуры, бюрократии, которая взялась решать такие проблемы, как бедность и нужда.

Поппер предпринял анализ истории политических идей, который показал, каким образом «коллективистская» мысль Платона, Гегеля и Маркса укоренилась в западной философии. В результате были утрачены подлинные основания западной цивилизации — индивидуальная свобода и индивидуальный разум. Мизес разоблачил бюрократический менталитет, который, по его мнению, разрушал источники человеческой инициативы, заключенные в индивидуализме и стремлении к прибыли. Хайек предложил исследование политической и экономической жизни, которое развивало темы, затронутые в работах Мизеса и Поппера, и показывало, на какой скользкий путь, по мнению Хайека, вступило западное общество, допустившее посягательства и вмешательства государственной бюрократической машины. Индивидуальная свобода, считал Хайек, поставлена под угрозу.