Рождение неолиберальной политики

Можно упомянуть ещё ряд произведений того времени, которые тоже оказали влияние на формирование неолиберализма. «Хорошее общество» (1937) Уолтера Липпмана стало вдохновителем коллоквиума Уолтера Липпмана. Либертарианские романы Айн Рэнд «Источник» (1943) и «Атлант расправил плечи» (1957) оказали влияние в числе прочих и на будущего главу Федерального резерва Алана Гринспена. «Человеческая деятельность» (1949), magnum opus[66] самого Мизеса, статьи чикагского экономиста Генри Саймонса (о них речь пойдёт в следующей главе) и «Экономика за один урок» (1946) Генри Хэзлита — всего лишь некоторые из возможных примеров. Но именно книги трёх австрийских эмигрантов сыграли главную роль в организации согласованного нападения на прогрессистский «либерализм» и социальную демократию.

Подобно многим другим интеллектуалам и учёным, Мизес и Поппер покинули Германию и Австрию в 1930-х годах потому, что нацисты пришли к власти и начали преследовать евреев. Мизес был евреем и в 1934 г. благоразумно уехал из Вены в Швейцарию. Поппер последовал его примеру в 1937 г.; сначала он уехал в Новую Зеландию, а потом с помощью Хайека перебрался в Англию и в 1946 г. начал работать в Лондонской школе экономики. Сам Хайек пришёл в Лондонскую школу в 1931 г. как приглашённый лектор; потом он получил постоянное место благодаря успеху своих лекций и содействию профессора Лайонела Роббинса, идейного противника Кейнса (впоследствии Роббинс стал членом Общества Мон-Пелерен). В умах всех трёх австрийских авторов доминировали бедствия, захлестнувшие Европу между двумя мировыми войнами. В этом отношении они, конечно, принимали во внимание главным образом те европейские, и прежде всего немецкие, реалии, которые, как они полагали, привели человечество к ужасам национал-социалистического тоталитаризма и мировой войны.

Все три автора считали коммунизм вновь усилившейся и столь же опасной угрозой, как нацизм и фашизм, — в первую очередь из-за того влияния, которое он оказывал на демократических политиков Запада. По их убеждению, чудовищную войну породили те глубинные черты европейской культуры и идеологии, от которых США и Англия были более или менее свободны. Мизес и Хайек возлагали на эти страны особую надежду. Поэтому Новый курс в их глазах выглядел явлением нежелательным. А Хайека, например, тревожило, что бежавшие из гитлеровской Германии евреи принесли с собой опасные тоталитарные взгляды, которые хотя и не имели отношения к нацистской расовой политике, но тем не менее могли причинить большой вред. Хайек полагал, что многие уехали именно из-за расовых гонений, а не по причине несогласия с немецким тоталитаризмом как таковым: «Мы не должны забывать, что люди, покинувшие Германию или ставшие её врагами в результате проводимой там антисемитской политики, нередко являются при этом убеждёнными тоталитаристами немецкого типа»[67]. Многие видные немецкие учёные, полагал Хайек, по существу поддерживали нацистскую программу: «И то, что в конце концов учёные мужи этой страны (за исключением очень немногих) с готовностью пошли на службу новому режиму, является одним из самых печальных и постыдных эпизодов в истории возвышения национал-социализма»[68]. Европейские начала неолиберализма проистекали из этого крайне прискорбного опыта.

При участии Лайонела Роббинса Хайек в 1930-е годы вёл интеллектуальные баталии с Кейнсом по поводу их разных подходов к денежно-кредитной политике и нарождавшейся сфере макроэкономики. Мизес в 1920-е годы руководил развитием австрийской экономической теории на своём частном семинаре. Поппер 20 лет писал и переписывал свою критику историцизма, которая, наконец, вышла на свет в «Открытом обществе»[69]. Но настоящая битва между этими враждующими взглядами на общество началась лишь в последние месяцы Второй мировой войны. И первый удар в этой новой холодной войне идей нанесла как раз англо-австрийская критика. Её объектом был не один лишь явный коллективизм, или, проще говоря, коммунизм, социализм и нацизм. Её представители смотрели глубже: в агрессивных посягательствах государства на каждый аспект социально-экономической жизни они видели сползание к тоталитаризму. Тоталитаризм, утверждали они, незаметно, но неотъемлемо присутствует в безоговорочном признании коллективизма первопринципом решения социальных проблем. А трансформация этого подхода в политику уничтожает базовую индивидуальную свободу, эту основу свободного общества.

Карл Поппер и «Открытое общество»