Рождение неолиберальной политики

Для Хайека «вовсе не источник власти, а её ограничение является надёжным средством от произвола»[168]. Иными словами, общий демократический контроль, на который полагался Мизес, не предотвращает злоупотребления принудительной властью[169]. Привлекательность социализма Хайек считал опасной. Социализм, по мнению Хайека, был противоположностью свободы, но его ошибочно отождествляли со свободой и равенством, поскольку он отвечал оптимистическому взгляду на социальный, технологический и экономический прогресс. Хайек считал такой утопический взгляд на предназначение социализма опасным заблуждением: «Что же касается свободы, то основатели социализма высказывались о ней совершенно недвусмысленно. Корнем всех зол общества XIX столетия они считали свободу мысли. А предтеча нынешних адептов планирования Сен-Симон предсказывал, что с теми, кто не будет повиноваться указаниям предусмотренных его теорией плановых советов, станут обходиться «как со скотом»»[170]. Социалисты, считал Хайек, присвоили термин «свобода» и использовали его для обозначения того, что на самом деле было экспроприацией богатства: «Тем более жестокой будет трагедия, если окажется, что обещанный нам Путь к Свободе есть в действительности Столбовая Дорога к Рабству. Именно обещание свободы не даёт увидеть непримиримого противоречия между фундаментальными принципами социализма и либерализма. Именно оно заставляет все большее число либералов переходить на стезю социализма и нередко позволяет социалистам присваивать себе само название старой партии свободы. В результате большая часть интеллигенции приняла социализм, так как увидела в нём продолжение либеральной традиции. Сама мысль о том, что социализм ведёт к несвободе, кажется им поэтому абсурдной»[171]. Поэтому для Хайека предусматриваемое Поппером воссоединение социализма и либерализма было принципиально неприемлемым, поскольку социалисты пренебрегали личностью. Конечные цели социалистического общества можно реализовать только в ущерб потребностям и желаниям отдельного человека, а для либералов отдельный человек был неприкосновенной святыней[172]. Две позиции находились в непримиримом конфликте. По убеждению Хайека, социализм был порождением коллективизма.

Для Хайека коллективизм, как бюрократизм для Мизеса и платоновский или гегелевский историцизм для Поппера, был сопряжён с моральной проблемой, проблемой «конца истины». Все индивидуальные стремления и действия должны быть подчинены высшей общественной цели, провозглашённой коллективистским государством: «Осуждение любой деятельности, не имеющей очевидной практической цели, соответствует самому духу тоталитаризма. Наука для науки или искусство для искусства равно ненавистны нацистам, нашим интеллектуалам-социалистам и коммунистам. Основанием для всякой деятельности должна быть осознанная социальная цель»[173]. Реальность теряет свою эмпирическую основу и становится чем-то таким, что официально устанавливается и определяется власть имущими в соответствии с их социальными планами — их монополией на истину. Интеллектуальную свободу недопустимо подрывать и разрушать хотя бы потому, что, как саркастически заметил Хайек, люди в большинстве своём «не способны мыслить самостоятельно»[174].