Рождение неолиберальной политики

Подобная связь представлялась весьма привлекательной, поскольку переносила интеллектуальный акцент на теории, которые противоречили политическим установкам послевоенного периода[265]. Непрерывная линия преемственности от Смита к Хайеку и Фридмену стала поэтому возвышенной стратегией наряду с верой в само наследие. Встраивание неолиберальных идей в рамки традиции, восходившей к Просвещению, помогало замаскировать расхождения между самими неолибералами, — например, в случае с чикагцами, которые настаивали на почти повсеместной пагубности государственного вмешательства. Для Смита и Юма рынок был центральным измерением коммерческого общества XVIII в., источником динамизма, источником социальных и экономических перемен. Но шотландские мыслители относились к этим явлениям неоднозначно. Необходимым связующим элементом цивилизованного общества в процессе экономического преобразования Смит и Юм считали добронравие и прочные моральные устои. «Невидимая рука рынка» тоже не казалась им простым и совершенно ясным понятием, хотя более поздние консервативные описания рисуют его именно таким. Люди, считал Адам Смит, руководствуются стремлением к безопасности и наличию хорошего правительства, каковое стремление не может быть сведено к преследованию чисто эгоистических интересов. Напротив, как показал Николас Филлипсон, Смит выделял в людях «эстетическое чувство», которое побуждало стремиться к порядку и удобству ради них самих, и именно такое «поведение Смит в один из моментов поэтического вдохновения приписал действию невидимой руки»[266].

Однако Хайек, Мизес, Фридмен, Коуз и Стиглер постоянно подчёркивали необходимость восстановить утраченные или забытые истины — ценность индивидуальной свободы, невидимую руку свободного рынка и достоинства ограничения полномочий государства — истины, отвергнутые в безрассудном стремлении к коллективизму. В начале введения к своему magnum opus «Конституция свободы» (1960) Хайек писал: «Чтобы старые истины сохранили своё влияние на умы людей, их нужно переформулировать заново, используя язык и понятия очередного поколения»[267]. Поэтому неолибералы настойчиво повторяли то, что (как они считали) неизменно утверждал Адам Смит: свобода состоит в нестеснённой возможности каждого человека добровольно принять участие в деятельности рынка. Именно у Смита, полагал Фридмен, и нужно искать истоки фундаментальной взаимосвязи экономической и политической свободы. Кроме того, в «Богатстве народов» (1776) представлена новая дисциплина, политическая экономия. Государству и рынку ещё предстояло стать полярными противоположностями.