Как уже отмечалось, Фридмен считал, что некорректно сравнивать недостатки свободного рыночного капитализма с утопическим идеалом социалистической или коммунистической альтернативы. А происходило это, по его мнению, из-за настроений, преобладавших в 1920–1930-х годах, когда «либеральные» и прогрессивные интеллектуалы в США были охвачены оптимизмом по поводу построения советского коммунизма в России, — в то самое время, как крах фондового рынка, казалось, знаменовал собой кончину капитализма. Согласно Фридмену, «настроения тех лет живы до сих пор. По-прежнему сохраняется тенденция считать желательным любое вмешательство государства, приписывать всё зло рынку и оценивать любые новые предложения о государственном контроле с помощью идеальных мерок, предполагая, что осуществлять эти предложения будут способные и беспристрастные люди, свободные от влияния конкретных заинтересованных групп. Сторонники ограниченного правительства и свободного предпринимательства по-прежнему вынуждены обороняться»
[306]. Фридмен не утруждал себя размышлениями о каких-либо предполагаемых провалах рынка. Напротив, значительную долю своих научных усилий и учёной репутации он посвятил освобождению рынка от обвинений в разорении, вызванном Великой депрессией. Этому посвящена «Монетарная история США», написанная совместно с Анной Шварц и опубликованная в 1963 г., год спустя после «Капитализма и свободы» (см. главу 5).Ключевой пункт «Капитализма и свободы» — опыт ошибочных государственных решений США и стран Запада. Позиция Фридмена отражает характерное для чикагской школы стремление подкреплять теорию эмпирическими доказательствами. Провалы государственного вмешательства, засвидетельствованные, согласно Фридмену, в десятилетия, последовавшие после Нового курса, позволили людям сравнивать «реальное с реальным». Каждый доказанный провал государства, считал Фридмен, служил призывом к оружию в холодной войне: «Маркс и Энгельс писали в «Манифесте Коммунистической партии»: «Пролетариям нечего терять, кроме своих цепей. Приобретут же они весь мир». Кто может сегодня сказать, что цепи пролетариев в СССР слабее цепей пролетариев в США, в Англии, во Франции, в Западной Германии или в любом западном государстве?»
[307] Но Фридмен не ограничивал свою критику Советским Союзом. В его список вошло все, что он считал явными упущениями прогрессистов, Нового курса, послевоенной политики демократических и республиканских правительств: регулирование деятельности железных дорог, подоходный налог, денежная реформа, сельскохозяйственные субсидии, государственное жилищное строительство, трудовое законодательство и система социального страхования.