Рождение подвига

На немецкие автомашины обрушился огневой удар. И разом несколько из них загорелись, а остальные повернули назад и скрылись за высотой. Тем временем из-за высоты показались танки и, построившись в боевой порядок, пошли в атаку. Их было пятнадцать и шли они углом, острие которого было нацелено в лощину. «Да, они не отказались от мысли и сегодня пробиться там, где пытались это сделать три дня назад», — думал Румянцев. И с беспокойством посмотрел в сторону батареи Зализного: «Выдержат ли?..»

На наблюдательный пункт пришел Цветков.

— Все в порядке, Михаил Алексеевич. Только что был на батарее Зализного. Как раз перед налетом немецкой авиации. Артиллеристы хорошо подготовили и замаскировали свои позиции.

Румянцев молча пожал ему руку.

— Очень правильно сделал. Вовремя...

Немецкие танки легко прорвали оборону стрелковой роты на стыке и устремились в лощину. Зализный видел, как они подходили к рубежу соломенного «заграждения» и, боязливо замедляя ход, останавливались, не решаясь его перейти. «Догадались, что здесь скрыта какая-то ловушка. Вот бы где надо бронебойных, — думал Зализный. — Такие мишени, черт возьми!» И приказал открыть огонь по танкам. Немцы дали ответный огонь по батарее. Два танка осторожно подошли к соломенным «заграждениям» и перешли их. За ними двинулись остальные. Зализный подал команду поджечь жгуты и спустя две-три минуты танки очутились в огненном кольце. Немецкие танкисты, ошеломленные случившимся, остановили машины. Это и привело многих из них к гибели. Танки тотчас же загорелись. Только шести машинам удалось вырваться из бушующего в лощине пламени. Два головных танка избежали участи своих товарищей. Зализный увидел, что против трех его орудий, не имеющих снарядов, идут два танка. В одном из них мог быть командир подразделения, на глазах у которого несколько минут назад сгорели его танки. Он, по-видимому, понимал, что орудия русских беззащитны, и поэтому шел уверенно, вел частый огонь по нашим позициям, не жалея снарядов.

Еще пять-десять минут, и головной вражеский танк подомнет одно за другим все три орудия. Идущий рядом с головным танк сбавил ход. Он немного отстал, но продолжал стрелять из орудия, делая короткие остановки. Он поддерживал огнем головную машину, пробивая ей дорогу. Оглушительный взрыв сбил Зализного с ног, сбросил в погребок для снарядов. Поднявшись, он увидел, что головной танк остановился. Чего он выжидал?

— Санин! — крикнул Зализный старшине. — Связку гранат.

Надо остановить танк во что бы то ни стало. По оврагу старший лейтенант приблизился к вражескому танку. Осталось не более сорока-пятидесяти метров. И Зализный пополз. Танк, не торопясь, продолжал стрелять по одинокому безмолвному орудию.

Зализный напрягся и с силой бросил связку гранат под головной танк. Горячей волной опалило лицо и шею, резкая боль пронзила голову и плечи. Он потерял сознание... Второй танк развернулся на сто восемьдесят градусов и, маневрируя, стал быстро уходить к своим позициям.

Над степью, раскаленной солнцем, установилась непривычная тишина.

...Три оставшихся в живых артиллериста противотанковой батареи принесли вечером на наблюдательный пункт дивизии израненного командира. Один из них передал комиссару Цветкову пробитый осколком комсомольский билет старшего лейтенанта Зализного. Румянцев доложил командующему 64-й армией о героизме, проявленном батареей Зализного. Чуйков приказал представить Зализного к званию Героя Советского Союза, а трех отважных артиллеристов — к ордену Красного Знамени.

К вечеру четвертого дня наступления немцы отказались от попыток прорвать оборону дивизии Румянцева и перенесли удары севернее и южнее. В полночь было получено распоряжение командующего 64-й армией:

«Срочно отвести дивизию за Дон для переформирования».

Усталые от непрерывных боев бойцы сильно поредевшей дивизии Румянцева группами отходили к Дону по лощине, где стояла насмерть артиллерийская батарея старшего лейтенанта Зализного. В лощине, перепаханной взрывами, — словно кратеры, частые воронки от бомб и снарядов, разбитые, изуродованные орудия, без щитов и колес, ящики от снарядов.

Молча идут бойцы, лица их почернели от пыли и ветра. Снимая пилотки, они на ходу прощаются с товарищами, отстоявшими в неравном бою этот клочок земли.

А на одиноком столбике ветер раскачивает кусок фанеры, на которой мазутом выведены неровные, расплывающиеся буквы: «Умрем, но танки не пройдут».

КОМАНДИРСКИЙ ХАРАКТЕР