Рождение Римской империи

Естественно, что в этой обстановке открывалось широкое поле деятельности для политических честолюбцев и карьеристов, более последовательных и более беззастенчивых, чем Помпей и люди его типа. Кадры их сторонников были готовы, налицо была и программа — старая программа демократической хартии. Не хватало только вождя, так как Сулла основательно почистил ряды демократов, устранив из них все талантливое и выдающееся. Случайно сохранил жизнь, однако, один из самых талантливых, которого Сулла, несмотря на его молодость, считал чрезвычайно опасным для дальнейшей судьбы своей конститущи — Гай Юлий Цезарь. В шестидесятых годах он постепенно стал выдвигаться на первый план политической жизни, принимая все более деятельное участие в ежедневной политической сутолоке форума и приобретая себе все большую популярность.

В конце шестидесятых годов обстановка сложилась особенно благоприятно для возобновления решительных действий со стороны демократов. Крупные уступки им сделаны были Помпеем уже в 71 году, когда он добивался консульства вместе с Крассом. Теперь наступил еще более благоприятный момент. Для борьбы с пиратами, а затем для окончательной ликвидации Митридата, уже сильно потрепанного Лукуллом, пришлось прибегнуть к обычному средству — создать экстраординарное командование. Около этого командования возгорелась жестокая политическая борьба. Носитель этого командования был предуказан — это был, конечно, Помпей. Но Помпею необходимо было не только получить командование: он добивался того, чтобы оно было действительно экстраординарным, то есть давало бы в его руки, по возможности, неограниченные полномочия. Идти так далеко сенату не было никакого основания, и Помпею пришлось широко пойти навстречу демократам и получить власть из рук народного собрания (67 г.).

Во время его отсутствия открывалось, по всем вышеуказанным причинам, широчайшее поле деятельности для Цезаря и его сторонников. Им надо было встретить Помпея по его возвращении во всеоружии. На этом фоне и развернулась сложная и запутанная история так называемого восстания Катилины, в первых этапах которого ясно видна рука ловкого политика, ткавшего ткань необычайно сложной политической интриги. Для нас этот эпизод — cause celcbre[109] тогдашнего Рима — интересен как показатель того, что и в это по внешности спокойное время, не отмеченное ни гражданской войной, ни массовыми политическими убийствами, должны были переживать и римское общество, и все население Италии.

Нити всей политической интриги того времени находились, несомненно, в руках Красса и Цезаря. Во что бы то ни стало им нужно было до возвращения Помпея упрочить свое положение в Риме, создать себе сильные кадры сторонников и, если возможно, получить в свои руки или в руки верных им людей надежную провинцию и сильное войско. Для этого необходимо было, прежде всего, чтобы высшие магистратуры оказались в руках преданных им людей. Так как положение было трудное, власть сената прочна и отношение Помпея к имеющему произойти далеко не несомненно, во всяком случае, вряд ли сочувственное, то оба лидера предпочитали держаться в тени и действовать через подставных лиц.

Несомненно, однако, что для своих целей Красс и Цезарь использовали ряд людей сомнительного прошлого и темного настоящего, политических спекулянтов, преследовавших исключительно личные цели. Все они принадлежали к высшей аристократии, к лучшим семьям Рима, что делало их особенно опасными.

Среди них выделялся Луций Сергий Катилина, сулланец, человек, запятнанный рядом преступлений в прошлом, судившийся в 65 году за хищения в Африке, опутанный долгами и жаждавший власти для поправления своих дел и хотя бы официального восстановления своей репутации. Он был центром целой группы людей того же сорта.

Повторные попытки Красса и Цезаря провести своих людей в консулы 65-го и следующих годов и через них получить в свои руки правление и войско кончились неудачей. В сенате и во всадничестве нашлась группа людей, сумевшая противодействовать замыслам Красса и Цезаря. Среди них видную роль играл Марк Туллий Цицерон[110], одно из лучших созданий революционной эпохи, творец латинской художественной прозы, величайший культурный деятель Рима. В политике он руководствовался всегда одной основной целью — благом Рима. Непоследовательность, иногда даже трусость, стремление оберечь свои личные интересы, в которых его упрекали его современники и ученые нашего времени, не могут скрыть от нас подлинного лица этого истинного патриота, главный недостаток которого состоял в том, что он был типичным интеллигентом, настоящим представителем античной гуманности (humanitas), то есть не был ни фанатиком, как Катон[111], ни политическим проходимцем, как многие его современники, ни государственным человеком, прежде всего знавшим чего он хочет и твердо шедшим к своей цели невзирая ни на что, как Цезарь.