Рождение Римской империи

В этой тяжелой атмосфере, насыщенной заговорами, политической интригой и все новыми и новыми осложнениями, предстояло Помпею, по возвращении в Италию, проводить свою политику компромисса и легальной диктатуры. Условия для этого были теперь куда сложнее, чем до отправления Помпея на Восток. Демократическая партия организовалась и стояла во всеоружии, ожидая противника. Появились у нее и признанные вожди, сумевшие обеспечить себе за это время популярность и широкие связи. Красс, с его почтенным военным прошлым и колоссальным богатством, и Цезарь, открыто показавший свое политическое лицо и демонстративно указавший на свои связи с Марием и его программой, были такими противниками, каких у Помпея до его восточной экспедиции не было.

Конечно, Помпею открыт был путь Суллы: откровенная военная диктатура, для осуществления которой у него были и колоссальные материальные средства, и преданное ему войско, ждавшее от него наделов и только что получившее от него колоссальные суммы. Но идти по этому пути шло вразрез с политическим идеалом Помпея, все еще уверенного в том, что ему удастся объединить всех около себя и создать то, что впоследствии, в измененном виде, и при измененной обстановке, удалось осуществить Августу: добровольно признанную власть одного на фоне сохраненной во всех основах римской конституции, без перехода всецело на сторону одной из борющихся партий. Коренная ошибка Помпея, не повторенная Августом, заключалась, однако, в одном: он мечтал укрепить свой принципат на своей личности и заслугах, не опираясь на вооруженную силу. Это было, конечно, немыслимо, особенно теперь, когда на его пути стоял такой гениальный противник, как Цезарь, и когда Италия, хотя и пережившая немало ужасов, все-таки несколько отдохнула.

Переоценил Помпей и свое личное обаяние. Прошлое его слишком тесно связано было с именем Суллы, настоящее же не давало ему никаких прав на общее признание: не было того ореола носителя мира для измученного, разоренного и павшего духом мира, которым облекла победа над Антонием героя последнего акта великой мировой трагедии Августа.

После шестилетнего отсутствия Помпей вновь появился в Италии в декабре 62 года. По прибытии в Италию, к удивленно всех и к радости многих, он распустил свое войско, связав себя по отношению к нему рядом обещаний. Связан он был и всем тем, что он сделал на Востоке и что должно было быть утверждено в Риме.

В Риме его ждали сложные и запутанные отношения. Сенат относился к нему холодно и враждебно. Помпей слишком далеко пошел в уступках демократам и слишком многих обидел из тех, кто был более близок сенату, чем он. Перспектива получить нового Суллу, сверх всего, не улыбалась даже сенату.

Еще менее своим был он, старый сулланец, для бывших мари-анцев; они не забыли гибели многих и многих своих близких. Но лидеры их готовы были на соглашательство. У них не было ни войска, ни ветеранов: за Помпеем стояли ветераны Суллы, не ждавшие ничего доброго от марианцев, авторов недавнего земельного закона. В руках его были и только что распущенные им его собственные солдаты, ждавшие от него всего и мало надеявшиеся на кого-либо другого. Но поддерживать Помпея даром не входило в расчеты ни Цезаря, ни Красса, ни остальных марианцев. Do, ut des[114] — таков был их принцип. От ловкости обеих договаривающихся сторон зависело теперь, как каждая из них использует уступки другой и кто, в конце концов, окажется сильнейшим.

На этом фоне и разыграна была смутная и тревожная политическая симфония, свидетелем которой был Рим в последующее не менее тревожное, чем только что истекшее, десятилетие. Победителем в этой сложной политической игре оказался, в конце концов, Цезарь, сумевший за это время создать себе и сильное войско, и колоссальное обаяние в массах, подготовленные им уже за шесть лет отсутствия Помпея.

Не буду вдаваться в подробности и отмечу только главное и основное. Главною задачею Цезаря было, с одной стороны, расширить, по мере возможности, ту пропасть, которая разделяла Помпея и сенат, с другой — уничтожить ту могущественную коалицию, которая разрушила его планы в прошлом и не дала ему встретить Помпея во всеоружии, коалицию между всадниками — капиталистами и дельцами — и сенатом, носителем и залогом которой был Цицерон, отец отечества, избавитель Рима от гибели. Наряду с этим, однако, Цезарю важно было обеспечить себе очередную магистратуру — претуру, как стаж для консульства и как источник средств на дальнейшее ведение политической борьбы, поскольку претура связана была с управлением провинции. Кредит его был велик, но и он был почти исчерпан. Не мог, конечно, и Красс быть все время денежным мешком Цезаря, и становиться всецело в зависимость от него не входило в расчеты Цезаря.