Рождение Российской империи. Концепции и практики политического господства в XVIII веке

Одна из главных и сложных задач, вставших перед российской имперской элитой, состояла в том, чтобы прочно закрепить основную концепцию государевой милости и опалы в картине мира нерусских подданных (или тех, кто примет подданство в будущем). Если между имперской периферией и центром власти пролегало несколько тысяч километров, как можно было добиться уважения и безусловной покорности царской милости? Как блеск и привлекательность дарующего милость правителя в Санкт-Петербурге вообще можно было донести до самых отдаленных провинций Восточной Сибири или казахской степи?

Одним из вспомогательных средств были портреты царя. Они служили для того, чтобы визуально донести имперский центр до самых отдаленных окраин. Перед роскошным портретом Анны Иоанновны в 1740 году в Оренбурге генерал-лейтенант князь Василий Урусов принимал присягу на верность от представителей Среднего казахского жуза. Урусов радовался тому, как неотрывно и с каким великим удивлением и удовольствием старшины Среднего жуза якобы рассматривали портрет[1464]. Жителям тихоокеанских островов у берегов Аляски, расположенных намного дальше от центра империи, также показали изображение императрицы — в данном случае Екатерины II. Сторонник экспансии предприниматель Григорий Шелихов и его жена Наталья Шелихова приказали специально оборудовать помещение, чтобы повесить там портрет. С помощью изображения они пытались объяснить местным жителям милосердие, авторитет и власть императрицы. И какими счастливыми, рассуждал Шелихов в надежде привлечь новых подданных, считали бы себя те, кто придет под ее милость, какими несчастными — те, кто этого не сделает![1465]

Еще одним средством внушения уважения и почтения к российскому правителю даже на дальней периферии служили правила ведения разговора, когда говорили о царе. В 1716 году тобольский боярин Никита Белоусов, посланный губернатором Сибири к казахам, получил приказ следить за тем, чтобы о царе говорили только стоя и только без головного убора. Иным образом упоминать имя его «Царского Величества» не подобало[1466].

Поездки с целью принесения присяги

Гораздо больший эффект, чем изображения, имела репрезентация царской власти и милости, когда представителям нерусских этнических групп с юга и востока позволяли отправиться в центр империи в Санкт-Петербург и там быть принятыми самим царем. Поскольку идея о возможности передать пожелания и жалобы самому правителю, минуя российских чиновников, была очень привлекательной для большинства представителей инкорпорированных этнических групп, предоставление права дипломатических поездок в течение XVIII века стало значимым инструментом власти российской имперской элиты на перифериях. В этом праве могло быть отказано или не отказано, что зависело преимущественно от губернаторов, решение которых, в свою очередь, определялось поведением представителей соответствующей этнической группы. С целью укрепления благонадежности Правительствующий сенат уже с 1720‐х годов поддерживал возможность поездок нерусских этнических групп в Москву или Санкт-Петербург и представления там прошений о больших трудностях и о «своих несносных обидах». Для этого воеводам поручили выдавать им проезжие письма, а с 1739 года пашпорты[1467].

Новый этап наступил, когда обнаружилось, что торжества в честь коронации царя являются подходящим фоном для лоялизации нерусских подданных. Если Петр I не посчитал нужным пригласить представителей нерусских этнических групп на торжество в связи с его провозглашением императором в 1721 году или на церемонию коронации его жены Екатерины I в 1724 году, то Анна Иоанновна допустила в 1730 году на свою коронацию к шествию в Успенский собор по крайней мере представителей остзейских городов, а также эстляндского и лифляндского дворянства[1468]. Анна Иоанновна также впервые предоставила так называемые коронационные аудиенции некоторым представителям этнических групп, проживавшим в непосредственной близости от Российской империи на юге и востоке. Так, после грузинского царя и персидского посла на поклон к императрице были допущены и другие дипломатические миссии из Грузии, Армении, Китая и даже небольшого закавказского горного народа. Однако в тот момент среди них не было подданных империи[1469].

Рис. 37. Церемония коронации императрицы Елизаветы Петровны в Москве 6 мая 1742 года. Гравюра Григория Калачева