Рождение Российской империи. Концепции и практики политического господства в XVIII веке

Этим принципом, согласно которому в русском нарративе подчиненного «Другого» ставили в положение должника по отношению к русскому повелителю, описывается механизм, фундаментально характеризующий политическую культуру имперской экспансии в Сибири XVII и XVIII веков[1456]. Правда, служилые люди и казаки в Сибири и на Дальнем Востоке не придавали формальной стороне — ходатайству о принятии в подданство и принесению присяги — такого значения, как царская администрация в южных степях и на Северном Кавказе. Вместо этого выплата дани (ясака), которая обеспечивалась предварительным насильственным захватом заложников, часто подразумевала готовность к подчинению царю. А всякий, кто отказывался от уплаты ясака и тем самым от подданства, хотя царь и был готов распространить свою государеву милость до Тихого океана и еще дальше, тот в нарративе российской имперской элиты сам возлагал на себя вину, реагировал «немирно», «изменнически» и «ослушно»: «А буде тех иноземцев никоими делы под его царского величества державу в вечной ясашной платеж, по разговором, привести невозможно, а учнут, видя свое многое воровство и служилым людем убивство и разграбление многой камчатской казне, чинится ослушны и непокорны» — такова была типичная инструкция петровской администрации от 1716 года, выданная одному российскому дворянину относительно того, как он должен был поступить с юкагирами и коряками на Дальнем Востоке, —

итти на тех изменников войною […] чтоб им и иным иноземцом на то смотря, впредь неповадно было так делать; […] а пущим заводчиком, которыя к такому злому делу и убийству заводчики были, учинить […] по розыску смертную казнь, а иных к смертному страху, положа на плаху, и сняв с плахи, что их великий государь жалует, за иноземчество, от смертной казни, хотя они тому и достойны, указал свободить[1457].

Из этого распоряжения становится ясно, как создавались поводы, чтобы проводить в жизнь принцип правителя, дарующего милость и опалу. Кто не был готов в опережающем послушании покориться государевой милости через уплату ясака, тот уже в момент неподчинения (еще в статусе неподданного!) делал себя предателем. После этого он мог избежать смертного приговора только по милости государя, перед которым отныне находился в большом долгу.

Понятия «мирный» и ясачный, а также противоположные им понятия приравниваются друг к другу почти во всех государственных документах того времени, касающихся Сибири и Дальнего Востока[1458]. При этом иногда «немирными» людьми и «предателями» считались не только те местные жители, которые противились уплате ясака, но и те, кого в перспективе еще предстояло подчинить. В их случае уже просто статус неподданных рассматривался как признак немирного поведения[1459]. Даже территория, на которой они жили, не уплачивая ясак, называлась немирной землицей[1460].

В то время как местные жители Восточной Сибири и Дальнего Востока в итоге только через плату ясака показывали себя достойными милости правителя, для калмыков, живших в Восточной Сибири вдоль Иртыша, российская сторона создала другую повинность. Царь Петр, который, ссылаясь на завоевание трех ханств Великого Монгольского государства (Казанского, Астраханского, Сибирского), считал себя обладателем всей Сибири, в 1716 году поручил Матвею Гагарину, первому губернатору основанной в 1708 году Сибирской губернии, заняться на юге Сибири поиском таких полезных ископаемых, как серебро, золото и медь. Для этого необходимо было построить города вблизи поселений калмыцкого племени, еще не принявшего подданство. Царская аргументация гибко приспосабливалась к государственным нуждам: весь регион относился к Сибирскому царству и, следовательно, принадлежал русскому правителю. В результате неподвластный царю «народ калмыков» оказался гостем на чужой земле[1461]. Но царь проявил милосердие («милосердуя о вас») к калмыкам и разрешил им остаться («у нас в милости пребывать») там, где они сейчас находятся, хотя земля им и не принадлежала. Повинность калмыков по отношению к царю заключалась, как им было объявлено, в том, чтобы оставаться мирными и не чинить никаких препятствий строительству городов и поиску полезных ископаемых. Тогда царь не прогонит их из этой местности, более того, им не причинят никакого вреда и будут защищать и охранять от врагов[1462].

И в этом случае имперский нарратив сконструировал повинность коренных жителей до того, как их вообще сделали подданными державы. Здесь калмыки вдруг оказались должны проявить благодарность за то, что по господской милости их терпят как гостей на территории, которую они до сих пор рассматривали как свою. За это от них ожидалось смирение с тем, что на их пастбищах будут строить города и эксплуатировать полезные ископаемые[1463].