Рождение Российской империи. Концепции и практики политического господства в XVIII веке

Третий этап предусматривал трансформацию политических институтов коренных народов вплоть до самовольной отмены власти хана (у калмыков с 1762 по 1771 год, у казахов Младшего жуза с 1790 по 1822–1824 годы). В то время как политика большинства российских акторов основывалась на том, чтобы, исходя из применения метода кнута и пряника, постоянно сопровождать свои цели угрозами или применением насилия в виде произвольных военных преследований, Екатерина II в 1784 году внесла временное изменение, назначив О. А. Игельстрома новым оренбургским губернатором.

Как и его предшественники, Игельстром также воспринял идеи Просвещения и проводил различие между цивилизованными и нецивилизованными этническими группами. Но, в отличие от них (за исключением губернатора Дмитрия Волкова, который совсем недолго пробыл на своем посту), Игельстром придерживался позиции, что политика в отношении казахов может успешно привести их к цивилизации (по российскому образцу) только в том случае, если вместо применения силы она будет основываться на добровольности, соучастии и силе убеждения. Его усилия потерпели крах из‐за внутреннего противоречия между стремлением, с одной стороны, навязать трансформацию местных властных структур в патерналистской манере, и, с другой стороны, требованием от коренных народов участия в принятии решений и личной ответственности[1442].

Аналогичное противоречие лежало и в основе уставов 1822 и 1824 годов, разработанных генерал-губернатором Сибири графом М. М. Сперанским и оренбургским военным губернатором П. К. Эссеном. Как интеллектуальные последователи Игельстрома, они также стремились к тому, чтобы уже не только рассматривать казахов в качестве объектов, но и гарантировать им статус субъекта, впервые сформулировав индивидуальные права и обязанности. Но в то же время, самовольно отменив власть хана в Среднем и Младшем жузах, они пренебрегли казахскими интересами и в колониальной манере положили конец центральному политическому институту казахов после почти 350-летней истории[1443].

Кроме того, введение правовой категории инородцев препятствовало стремлению унифицировать население империи. Новая категория, которая де-факто ориентировалась на такие критерии, как нерусское происхождение и нехристианская религия людей, находящихся в совершенно различных экономических и социальных укладах жизни, противостояла запланированному процессу, в конце которого должно было стоять единообразно оформленное и разделенное только по социальному положению подданство. Эта категория зафиксировала с юридической точки зрения разницу, которая, в сущности, должна была исчезнуть благодаря политике аккультурации. Несмотря на этот парадокс, типичный для миссии цивилизирования в рамках европейской колониальной политики, новую категорию можно рассматривать как логичное следствие политики предыдущего века.

Однако сравнение российской политики в отношении калмыков, с одной стороны, и казахов, с другой, также выявило различие: если «цивилизирование» калмыков (помимо усилий в Ставрополе) играло второстепенную роль в лишении их политической власти и в их инкорпорации, то в политике по отношению к казахам с середины XVIII века оно приобрело важное значение. Это различие можно объяснить прежде всего разницей российских интересов к этническим группам. Но и в случае с казахами «цивилизирование» оставалось для администрации лишь одной из ряда целей. Оно должно было послужить инструментом, чтобы более эффективно утвердить российские притязания на власть. В отличие от XIX века, стремление к цивилизированию еще не было стилизовано под единственное обоснование политического проникновения и лишения власти.

Если задаться вопросом об итогах российской политики, направленной на трансформацию политических структур коренных народов и их замену российскими институтами, то возможны две точки зрения. С одной стороны, с точки зрения администрации можно было говорить о большом успехе. Как калмыки, так и казахи Младшего и Среднего жузов после длительного российского воздействия больше не могли противостоять распаду их политических институтов. Косвенное господство постепенно разрушалось и превращалось в прямое. Кроме того, царская администрация — прежде всего в случае с казахами Младшего жуза — доказала свою способность идти к поставленным целям в течение очень долгого времени. Хотя трансформация казахских структур была задумана уже вскоре после «вступления» их лидеров в российское подданство, между назначением хана «царской милостью» (1749) и упразднением ханской должности (1824) прошло три четверти века. Кроме того, российские имперские акторы демонстрировали большую стойкость, умело и гибко реагируя на кризисы и сопротивление коренного населения уступками, например, по отношению к калмыкам в ходе подавления башкирских восстаний в 1730‐х годах и к казахам Малого жуза в связи с восстанием Пугачева в 1770‐х годах.