Рождение Российской империи. Концепции и практики политического господства в XVIII веке

Идея поставить присуждение достоинства на службу колониальной политике снова была взята на вооружение — на этот раз в сочетании с планом использовать воинственный казахский народ против китайцев. Правда, как писали в 1759 году Алексей Тевкелев и Петр Рычков Коллегии иностранных дел, благонадежность казахов все еще не была достигнута. Однако с помощью денежных вознаграждений, обещаний жалованья, хвалебных писем императрицы, а также присуждения тарханского достоинства их, возможно, удалось бы задействовать в будущем, «дабы тем сие полезное и государственное дело между ими скорее в обычаи ввести»[1541].

Присуждение тарханского достоинства являлось вершиной российской политики даров и концепции милости по отношению к степным народам, но всегда оставалось включенным во всеобщее прямое распределение даров. Тем не менее и здесь сказалась усилившаяся в XVIII веке тенденция царской администрации использовать дары целенаправленно и дополнять их условиями. Когда казахи Младшего и Среднего жузов за принесение присяги в связи с торжествами по случаю коронации Елизаветы Петровны в 1745 году в письменном виде потребовали награждения в виде сабель и других вещей (отчетливо выразив тем самым свое понимание подданства), оренбургский губернатор Иван Неплюев дал им понять, кто устанавливает правила: не хватало присяжного листа, который, наряду с печатью хана и его старшин, был условием для получения «знаков милости» императрицы. Сначала эти письма нужно было отправить императрице, и только после этого она могла дать приказ о награждении[1542].

С другой стороны, российская сторона могла потерпеть неудачу, пытаясь уговорить казахов Младшего жуза сделать что-либо без получения подарков от императрицы. Таким образом, именно в российско-казахских отношениях в культуре даров можно было говорить о взаимной зависимости. Ярким примером может послужить то, что Нуралы-хан в 1750‐х годах был готов предотвратить нападение на караван только в том случае, если получит за это денежное вознаграждение[1543]. И наоборот, невыдача подарков оренбургским губернатором Афанасием Давыдовым в 1759 году привела к тому, что казахи при Нуралы-хане вообще отказались ездить в Оренбург, пока он оставался там губернатором. В итоге это продолжалось до 1763 года[1544].

Алексей Тевкелев еще в 1748 году понял, какой потенциал для российской стороны содержится в политике даров: в случае с таким «необузданным» и «легкомысленным народом», как казахи, которые «для подарков всего зделать в состоянии», уже можно было влиять не только на отдельные модели поведения. С помощью годового денежного и хлебного жалованья вновь назначенный казахский хан мог быть приведен в зависимость от милости императрицы. А если казахи узнают, писал Тевкелев, что их хан получает регулярное жалованье, то население будет помнить Ее Монаршескую милость и впредь будет послушно хану (от которого, в свою очередь, оно тоже будет ожидать вознаграждений)[1545]. И если хан окажется верным императрице и казахское население будет его слушать, то это будет чрезвычайно полезно для интересов правительницы.

Иными словами, по мнению Тевкелева, подарки и жалованье должны были сформировать патронажную сеть, которая открывала путь для долгосрочного и структурного вмешательства в политическую модель правления Младшего жуза и его подчинения российским интересам. Подарки и жалованье в качестве мягкой силы должны были инициировать процесс лишения казахов политической власти, как это могло осуществляться и на других имперских окраинах с помощью хорошо оснащенной и представленной на местах обширной российской военной бюрократии[1546] (таким образом, например, при Петре I была упразднена должность гетмана у малороссийских казаков[1547]). Российские военные «поиски» в открытых степных регионах, напротив, не принесли успеха даже при гораздо меньших политических проблемах, если не учитывать личное обогащение от разграбления казахских жилищ. Более того, о хорошем финансовом и кадровом обеспечении оренбургской администрации в то время, спустя всего несколько лет после ее основания, еще не могло быть и речи[1548]. Все эти недостатки на юго-восточной границе державы нужно было компенсировать подарками и жалованьем[1549].