Частью образовательной программы в Домах были обучающие материалы по уходу за грудными детьми. Тиражи брошюр, открыток и плакатов ОхМатМлада доходили до десятков тысяч, они печатались в журналах и становились материалом для передвижных выставок[49]
, хотя их графика оставалась довольно архаичной. Опираясь на модерн и русский стиль[50], они оставались ближе всего благотворительным открыткам попечительств 1910-х и «крестьянской» агитации эсеров; мог сказываться и тот факт, что ОхМатМлад заместил структуру Всероссийского попечительства об охране материнства и младенчества (1913–1917)[51]. В изданиях ОхМатМлада крестьянки показаны в лаптях, пестрых сарафанах, цветных косынках, заметный акцент сделан на грязных неухоженных жилищах с маленьким количеством света. Плакаты дают простые советы — не перекармливать детей коровьим молоком, не забывать поить во время жары, не злоупотреблять «свивальниками» и чепчиками, проветривать помещение, обращаться к врачам и акушеркам, кормить ребенка грудью, а не «жевкой» — хлебным мякишем или кашей, обернутой в тряпку[52].Бабка и республика малюток
Фигурой, активно препятствующей жизни и рождению
Шарж на повивальную бабку. Журнал «Работница», 1929, № 31
Заложница прошлого, крестьянка-мать с плакатов 1920-х несла на себе всю тяжесть сельского быта[55]
и могла отклонить услуги «бабки» только с помощью фельдшериц, ангелов модернистского мира гигиены и заботы. Но к этому миру принадлежал и рожденный вне классов советский младенец. В плакатах 1920-х он с первых дней представляет аллегорию нового человека: участвует в митингах младенцев[56] и манифестирует будущее страны счастливого детства, восседая в античном одеянии на пороге «красного храма» — Дома ребенка[57]. Через несколько лет младенцев сменили политически сознательные советские дети. На плакате «Берегите детей — они залог будущего, радость настоящего» (1923) по сторонам от крестьянки в узорчатом сарафане с младенцем у груди стоят, как архитектурные опоры, ее сын и дочь, одетые в одинаковые серые костюмы с красными пионерскими галстуками. Их строгая одежда-униформа и непокрытые головы уже отсылают к городской детской культуре 1920-х, тогда как мать, несмотря на ее молодость, остается частью традиционного прошлого.Ликбез
Тот же сюжет разыгран в силуэтном шедевре Елизаветы Кругликовой («Женщина! Учись грамоте! Эх, маманя! Была бы ты грамотной, помогла бы мне!», (1923). С книгой в руках изображена именно девочка, и у зрителя не возникает опасений, что из-за невежества матери она может остаться неграмотной. Плакат Кругликовой, как и целая группа похожих композиций (Андреев М. «Если книг читать не будешь…», 1925; неизв. худ. «Ты помогаешь ликвидировать неграмотность?», Л., 1925; неизв. худ.), «Превратим школы ликбеза в школы подготовки кадров массовой квалификации», (1931), освещал другую значимую для крестьянок тему — тему народного образования. В 1920 году СНК принял декрет об учреждении Всероссийской чрезвычайной комиссии по ликвидации безграмотности (ВЧК ликбез): в середине 1920-х каждый населенный пункт должен был открыть свой «ликпункт» — школу для взрослых. Обучение продолжалось 3–4 месяца и совмещалось с уроками политграмоты. Художественная фиксация этих занятий во многом проложила путь к документальному портрету крестьянки 1920-х годов: так, большой интерес представляет цикл рисунков Моисея Спиридонова «Ликбез» (1923, ЧХМ), красочное полотно Александра Казакова «Ликбез» (1920-е, Великоустюгский музей), растиражированная в открытках картина Марии Бри-Бейн «Первый урок» (1931).
Бри-Бейн М. Первый урок. Почтовая карточка из серии «Peintres modernes», 1931. Главлит / Хро-Гиз
Женские журналы