Рождение волшебницы

Не отпуская бьющегося за спиной Юлия, она ухитрилась стянуть Сорокон через голову. Едва изумруд коснулся разбухшей нечисти, полыхнул испепеляющий свет. Едулоп дернулся, зашипел, как обожженная змея, и на глазах съежился. Сорокон полетел прочь, громыхнул по скамье – Золотинка не дала себе передышки ни на мгновение. Она выдирала едулопа по частям, раздирая помертвелую кожу, выщипывая десны, и нашла под кровавым мясом плотно поставленные костяные кочерыжки, которые вонзились в руку. Попавший на обрез наручей коренной зуб продавил насквозь пластину доспеха, не говоря уже о подстилающем железо рукаве кожаного полукафтанья!

Золотинка впала в исступление. Раз за разом она пихала Юлия на стену, чтоб не корчился. Спиной перебирала она острые углы и крылья его железной груди, но едва ли соображала свои действия и ощущения по отдельности. Корявые, покрытые скользкой кровью, корни зубов впивались ей в пальцы острыми щербинами и отростками. Оскалившись от усилия, напрягаясь спиной и шеей, она выдирала очередную костяшку и швыряла. Юлий надрывно стонал, но Золотинка не ощущала ни чужих, ни своих страданий. Подушки пальцев ее окровавились, она стискивала их с неестественной силой, словно немела в железной хватке. Черные ямки на месте выдранных кочерыжек тотчас же заполнялись кровью, которая шла толчками. Все было залито кровью: растерзанная рана, спустившееся Золотинке почти на локти платье, щеки, рот, обнажившаяся грудь – тоже измазана.

Зубов оставалось все меньше, но каждый раз, роясь в чудовищной ране, она в отчаянии чувствовала, что не ухватить. С мертвящим постоянством они прорастали в плоть. После мгновения растерянности она припала к ране ртом, захлебываясь кровью, и закусила расплывшуюся, потерявшую прежние очертания кочерыжку – послышался несносный треск раздираемой заживо плоти… Но она выдрала эту гадость онемевшими зубами и выплюнула, опять навалилась на Юлия спиной и снова вгрызлась в липкое изорванное запястье. Она ощупывала, драла, перебирала язву зубами и языком… И ничего уже как будто не находила…

Тогда, в чудовищной усталости, она распрямилась. Она ощутила, как болят пальцы и горит рот.

К несчастью, Золотинка слишком рано позволила себе перевести дух. Множество не находивших себе применения людей тотчас оттерли ее от мало что соображающего Юлия, а у нее не хватило сил воспротивиться. Они же никак не могли исправить оплошность: Золотинка пропустила зуб. Тот, что пробил железо наручей и целиком ушел под поверхность пластины. Помраченный нечеловеческой пыткой, что мог сказать раненый? Весь в поту, он потерял сознание, и взор его помутился.

В стороне от больного, когда Золотинка боролась с осевшим на руки платьем, припомнился ей вдруг брошенный в горячке Сорокон… Скользнул по скамье… И на пол?

Золотая цепь с большим зеленым камнем не могла бы укрыться от лихорадочно ищущего взора, если бы… если бы лежала там, где упала. Золотинка схватилась за грудь, не имея мужества вместить разумом размеры беды. Изумруда не было и под одеждой, где привыкла она ощущать его теплую тяжесть. Пропал! Отерев отдающий едулопом, словно набитый жгучей жвачкой, рот, Золотинка отметила, что щеки ее измазаны темно-красной коростой… Она вернулась к платью, ощупывая и там, где нечего было искать, и охнула… Но это было только лишь Рукосилово кольцо. Неведомо как и когда она ухитрилась сунуть его за ворот, и кольцо провалилось к поясу.

Великий Сорокон, наученный вызывать искрень изумруд, могучий волшебный камень, она бросила подле себя на скамью, когда едулоп терзал Юлия… Что ей было тогда до всего мира, до всего сущего?

И Золотинка вскричала так, будто обступившие Юлия дворяне находились на другом берегу реки:

– Караул!

Душераздирающий призыв этот, указывая на неведомую опасность, оборвал галдеж и заставил всех оглянуться. Она заключила:

– Воевода Чеглок, подойдите сюда скорее.

Действительно, Чеглок уразумел суть происшествия с полуслова: ведь волшебница сверкала изумрудом у всех на глазах. Воевода встревожился не меньше ее самой. С тяжелым сердцем, оглушенная новым ударом, Золотинка настаивала на обыске: досмотреть людей, не разбирая чинов и званий! Но это легко сказать. Едва ли воевода боярин Чеглок имел достаточно власти, чтобы подвергнуть личному досмотру окружавших его вельмож и военачальников. Он замялся. Золотинка выскочила в сени: кто тут кого стерег, можно ли перекрыть выход?

Тоскливый вскрик Юлия бросил ее назад в караульню.

Без панциря, без верхней одежды, с обнаженной рукой, бледный от потери крови, княжич слабо корчился на составленных и укрытых тощим тряпьем лавках. То он вытягивался, то поджимался, стискивал в кулак здоровую руку и закидывал назад голову, жмурился и сипел сквозь зубы. Мир исчез для него, осталась одна лишь боль. Имел ли он силы, чтобы признать Золотинку, которая сунулась между державшими княжича людьми? Рану они перевязали и повязка сплошь пропиталась кровью.

– Давайте… я попробую. Надо что-то делать, – сказала она, страдая.