Рождение волшебницы

Не встретив живой души, кроме крошечной, человеку по колено, грязной козочки, Святополк нашел-таки выход из вонючего дворика и очутился на улице. В удивлении перед полным безлюдьем, козочка обрадовалась Святополку и не отставала, бежала за ним с блеянием, пока не была отброшена вразумляющим пинком ноги.

Он остался один на покинутой и жителями, и жизнью улице. И так тих был его собственный вкрадчивый шаг, что слышалось обеспокоенное собственным стуком сердце и в ушах шумело. Никто не объявился и в прилегающем переулке. Город вымер. То была особая, невозможная среди бела дня неподвижность. Неподвижность ночи, когда обнаруживает себя потусторонний мир.

Тем лучше, взбодрил себя Святополк, никто не помешает обойти земство с тылу, чтобы найти людей. Под людьми он понимал не человеческие существа вообще – появление их и обнаружило бы как раз известные неудобства, – а ближайших своих подданных, великокняжеский двор, дворян. Они-то и были людьми, то есть исчерпывали собой необходимый в обиходе круг человечества. Так что, со всеми возможными предосторожностями пробираясь в поисках людей по улице, Святополк с неприятным ознобом по спине выпрямился, внезапно остановившись, когда увидел перед собой бородатого мужчину. Он едва сдержал безрассудное желание податься вбок и укрыться за наклонно поставленным столбом, который подпирал покосившийся, в трещинах дом.

Под небрежным навесом из досок сидел в сообществе с двумя бочками – одна стоймя, другая на боку – самодовольного вида человек. Самодовольство упитанного торговца пивом сказывалось не только в выражении лишенного мятежных страстей лица. Его выдавала ухоженная, расчесанная и упокоенная на груди борода. И более всего, надо думать, проступало в безразличии к очевидному, бросающемуся в глаза недостатку покупателей.

– Эге, – не совсем вразумительно сказал Святополк, сопровождая неясный звук таким же несмелым телодвижением. – Эгей! – повторил он, словно призывая кого с другого берега. Что не имело никакого видимого оправдания, поскольку скучающий торговец глазел на государя с трех шагов. – Эгей, добрый человек…

Добрый человек слегка приподнял бровь, и Святополк, приняв во внимание знаменательное отсутствие дворян, приспешников и подручников, почел за благо переменить обращение, не совсем понимая, впрочем, что именно могло добряку не понравиться:

– Простите, сударь, за беспокойство…

– Никакого беспокойства, – заверил его торговец пивом, увеличивая убедительность слов особенным, ледяным тоном.

– Э… сударь, не видали вы?.. Здесь сотня конной дворцовой стражи приказа полуполковника Полевана не проходила?

– Не проходила, – возразил человек.

– Вы знаете полуполковника Полевана? – обнадежился вдруг Святополк.

– Не знаю, – отвечал торговец столь же кратко.

Святополк ощупал припрятанный за пазухой венец и сказал, уповая смягчить тем собеседника:

– А нельзя ли, сударь, кружечку пива?

– Отчего же нельзя? – отвечал тот на вопрос вопросом и действительно как будто смягчился. Однако не зашел в своей доброте так далеко, чтобы взять кружку и подставить ее под кран.

Теряясь под вопрошающим взглядом, Святополк нащупал укрытый полукафтаньем венец, подумывая уже, не нужно ли показать краешек, чтобы получить пиво.

– Четверть гроша – кружка, – сообщил ему торговец, не дожидаясь столь убедительного довода, как родовой венец Шереметов. – Полгроша – две кружки. А на грош хоть лопни!

Придерживая раздутую венцом грудь, Святополк пошарил в карманах и облизнул губы, изрядно уязвленный грубым запросом пивовара.

– У меня нет денег, – вынужден был признать он.

Продавец кивнул, показывая тем самым, что не ставит под сомнение чистосердечие покупателя. И ничего больше. Никаких поползновений оказать ему помощь.

– Но это ничего не значит!.. – горячо начал Святополк и сбился, сразу же сообразив, что пивовар понимает его превратно, совсем не в том смысле, в каком следует понимать случайное безденежье великого государя. – Невероятное стечение обстоятельств, – сказал он суше, с внезапно проснувшейся гордостью. – И… поверьте, сударь, я глубоко несчастен.

Пивовар насторожился, невольно глянув за бочку, где стояла у него шкатулка с деньгами.

– И… ни гроша… такой вот удар судьбы… Вы, сударь, за кого? – спросил государь, подавляя судорожный вздох. – Скажите, вы за Святополка?

– Тебе-то что? – медлительно спросил пивовар, таким же медлительным движением вытирая ладонь о бороду. – Ты-то кто будешь?

– Да так… никто, – отвечал Святополк, чувствуя себя еще горше от этой уничижительной скромности. – Просто хотел знать. Сам я за Святополка. И могу объяснить… Юноша он благочестивый. Каждый день свой молитвой кончает и записывает на бумажке, о чем он богу молился. И потом… если уж венчан на царство, что теперь? Кто теперь Юлий? Изменник и похититель престола, вот кто! Беды-то все от перемен. Зачем нам перемены? Поставили Святополка, ну и пусть стоит. Верно я говорю?

– Оно, пожалуй, на то и похоже… – с некоторым затруднением отвечал пивовар, пересаживаясь основательным своим седалищем по короткой скамье.