Рождение волшебницы

— Великая государыня! — сказал дворянин, ухватившись рукою за подоконник. — Сейчас за холмом голая земля, говорят, это и есть место, куда ушел нынче ночью блуждающий дворец. Толпы народа. Со всей округи собирается всякий сброд. Какие-то вояки без начальников, праздные крестьяне, давно, по-моему, не видавшие плуга, торговцы без товара — черт знает какая сволочь. Не берусь всех и описать. И сумасшедшие из дворца: они вещают там как пророки. Не могу поручиться за вашу безопасность, — заключил он, наконец, с некоторым затруднением.

— А вы не струсили, любезнейший? — спросила Лжезолотинка.

Витязь отпрянул, в следующий миг резвый конь пронес его мимо кареты, мелькнуло искаженное лицо.

Не прошло и четверти часа, как с вершины пригорка открылись дали, две-три деревушки, отмеченные купами деревьев, и синева лесов по окоему. Впереди чернело что-то похожее на округлую проплешину среди обширных пустошей и буераков. Темное болото вывороченной и растекшейся, как густая жижа, земли. Вокруг гомонили люди, иные карабкались на песчаную кручу, которая уходила в черную рябь, как обрезанная. Смельчаки исследовали проплешину камнями и палками или пробовали счастье, осторожно ступая одной ногой на рыхлую и, должно быть, зыбкую поверхность.

Появление великокняжеских карет, запряженных вереницами статных лошадей, все эти ездовые и кучера, гайдуки на запятках в лентах и перьях вызвали всеобщее восхищение. Люди сбегались, и когда карета Лжезолотинки остановилась, ее окружила жадная и нетерпеливая толпа.

Эти люди, сбежавшиеся на место небывалого бедствия, ожидали как будто праздника. Самый размах необыкновенных событий предвещал нечто из ряда вон выходящее и потому какой-то своей стороной праздничное. С прибытием блистательного поезда карет и добротных повозок ожидания начинали сбываться.

Лишенная подлинного чутья действительности, Зимка не понимала этого. Но что она сразу ощутила, всей кожей, — отсутствие всякого расстояния между собой, слованской государыней, и расхристанной вольной толпой. Чудилось, будто бродяги эти, нищие и бездомные, как они представлялись Лжезолотинке все без разбора, готовы были свойски ей тыкать, а то и забубнят эти свои дикие «есмя-есмы».

Даже раскрывший дверцу гайдук, рослый малый, глядел особенно неприступно и строго, отчужденно, словно предупреждал государыню своим видом, что надеяться на него в этих неприятных обстоятельствах отнюдь не следует. Впрочем, Зимка надеялась только на себя. Давно уже бродивший в ее златокудрой головке замысел затвердел безжалостным и смелым решением. Недаром, как видно, все оно к тому и шло: события послушно начинали подстраиваться под замыслы и расчеты великой государыни, как только она сама осознала, чего в действительности хочет.

— Дайте мне лошадь, — звонко сказала Лжезолотинка витязю, который возвышался в задах толпы. — Я хочу объехать место верхом. — В руках она держала ларец с хотенчиком.

Застывший в каком-то мрачном забытьи витязь расслышал не сразу или, во всяком случае, не сразу откликнулся.

— Эй, человече, уступи лошадь княгине! Слазь, тебе говорят! — послышались возгласы из толпы.

Проникновением возбужденных чувств Зимка угадывала, что они только того ждут, чтобы государыня отъехала. По воле предусмотрительного случая она с утра надела наряд для верховой езды с разрезной юбкой на пуговицах. Она вскочила в седло по-мужски, как это делали женщины Словании, и поскакала на людей. Все поспешно и даже охотно расступились.

Ветер бессилен был вздуть тяжелые золотые волосы великой княгини, но грудь холодило восторгом воли, восторгом опасности. Под ладный топот копыт Зимка расслышала позади крики и шум, гулкие удары камней обо что-то пустое: о стенки кареты и, похоже, о медный шлем. И взвизги, и брань, и вопли… Но Зимка не оборачивалась, пока не взлетела на крутояр.

Подле кареты все смешалось. По полю бежала, не пытаясь защищаться, прислуга. Витязь исчез, пропал его медный шлем и доспехи, их поглотило колыханье толпы.

Великая государыня и великая княгиня Золотинка, что бы там ни было, имела полное право спасать свою драгоценную для народа жизнь. Она направила коня в простор полей, а когда исчезли из виду остервенелые толпы, затих прибойный шум побоища, треск раздираемых на части карет, — раскрыла дорогой, заморского дела ларец. Ларец бросила под копыта лошади и пустила на волю короткую неказистую рогульку с бечевочкой на хвосте.

Дух приключений подгонял Зимку, она скакала полями зеленой пшеницы, лугами и перелесками, примечая иногда изумленных ребятишек с лукошками и баб, которые долго стояли, провожая глазами волшебное видение. Мужик на телеге сворачивал на обочину уже за полверсты и сдергивал шапку, полагая, очевидно, что такое проявление почтительности не будет лишним — черт ли несется в красных одеждах или дух святой.