Рождение волшебницы

— Че-ерт! — вскричал чародей, швырнул ключ и, поднявшись с колен, со зверской мукой в лице облапил крышку.

Потом вытащил из-за пазухи Сорокон и начал приспосабливать изумруд к замку. Верно, это была не первая попытка взлома. Безжалостно насилуя изумруд, он несколько раз ковырнул скважину, и швырнул Сорокон, как последнюю сволочь, на пол, и выругался, пиная сундук плечом. Серебряный ящик, подвешенный на локоть выше пола, едва-едва колебался под напором чародея.

— «Откровения!» — рычал Рукосил, не подозревая о соглядатае за спиной. — Черт побери — «Откровения!» Рукой достать! Близко! Вывернуть эту (он грязно выругался) — трах-тарарах! — лоханку кишками наружу! О боже, за что такая мука! Книга откровений, что утеряна навсегда! И сверх того никогда не существовала! — Рукосил кликушески хохотнул. — Здесь! Все тайны мира! И имя Смока в придачу, на закуску! — Распаренное на солнце, в поту лицо его пылало розовым пламенем.

Золотинка нагнулась подобрать Сорокон.

Рукосил оглянулся. Он испытал потрясение, как если бы обнаружил у себя за спиной исполинскую жабу с ядовитым жалом. Но не было никого, кроме увечной Золотинки, и приходилось признать, что остолбеневший чародей ее и увидел. Ничего, кроме страха, не отразилось в его расширенных зрачках.

Еще мгновение — Рукосил бросился, поймал девушку за руку и весь скорчился, стиснул зубы, пытаясь одолеть запретную во дворце страсть крутить и мучить девичье запястье, пока не выпустит Сорокон. И толкнул ее с силой, чтобы упала. Она устояла. Он сипло дышал сквозь зубы, стремясь овладеть собой. И овладел. Золотинка протянула цепь, заметив со всей возможной, чтобы только не послышалось издевательства, скромностью:

— Возьмите. Это ваше.

Как зачарованный, принял он цепь, потом затряс головой, словно полоумный, и, наконец, вспомнил — хватился за голову. Одна затычка, другая — прочистил уши и кинул затравленный взгляд:

— Что ты сказала?

Золотинка лишь пожала плечами: ничего особенного.

— Как ты вошла? — спросил он тогда, стараясь вспомнить о дружелюбии.

И так низко он пал, что не посмел переспрашивать. Напротив, в ухватках Рукосила явилась приторная смесь подобострастия и какой-то несносной, слащавой остервенелости. Этот его тон неприятно поразил Золотинку, которая ожидала чего-чего — злодейства! — но не вздорно забегавших глаз и трясущихся рук. Это было, наверное, последнее разочарование: она почему-то думала, что великий злодей, столь много значивший в ее жизни, величественно и погибнет — многое можно было бы простить за гордое погружение в бездну.

Теперь она не видела в нем даже собеседника. Молча нагнулась, подобрала пригоршню ключей и, не имея возможности помогать себе золотой культей, перехватила тот, что приглянулся, зубами. Лишние она уронила на пол. Рукосил кинулся было помочь и остановился. Он взволнованно сипел и дышал в затылок, отслеживая эти приготовления.

— Древние писатели, — сказал он вдруг искательным голосом, — полагали, что «Откровения» утрачены навсегда… Что не мешало им упражняться в составлении бесконечных «Дополнений».

Золотинка вставила ключ в скважину.

«Сливень, открой!» — шевельнулись губы, ключ… мягко щелкнул, повернувшись в замке. Золотинка оглянулась. Рукосил был на грани обморока.

Она вынула откидную дужку из паза внутреннего замка и кивнула чародею поднять крышку — ей трудно было справиться одной рукой. Запоздало очнувшись, тот рванулся, поскользнулся на ключе, нелепо вскинул руки и устоял. Снова отбросил он Сорокон, напрягаясь обеими руками, чтобы поднять неимоверной тяжести крышку.

Обитый стеганым бархатом, сундук внутри был меньше, чем снаружи. Роскошная перина для сокровища — книги — устилала его дно и стенки. Это был фолиант в лист, переплетенный в потертую кожу без украшений. Золотинка запустила руку, подгребая пальцами, чтобы подцепить снизу неподъемный том, дернулась было помочь культей… И тут Рукосил, который удерживал на весу литую серебряную крышку, опять поскользнулся — и упал!

Двухпудовая грань рубанула Золотинку выше локтя, она ахнула, обожженная до безгласия, разинув рот. Кости, мышцы — все перебито, раздавлено. Не выдернуть руку. Рукосил же барахтался, чтобы встать, еще он успел подобрать Сорокон и тогда уж с чудовищными извинениями вскочил, чтобы высвободить девушку из тисков.

— Какое несчастье! Какое несчастье! — однообразно частил Рукосил. — Какое несчастье! — в очередной раз повторил он, когда поднял, наконец, крышку.

Золотинка с трудом отлепила врезанную в нижнюю грань руку и отвалилась прочь, подпирая культей раздавленное плечо, чтобы перекинуть его через край сундука. Согнулась, замычала от невыносимой муки. А Рукосил сунулся за «Откровениями».

Поторопился. Сорвался на последнем шагу, когда требовалось еще немножечко изворотливости. Терпение высших сил кончилось, едва чародей бросил покалеченную девушку, чтобы схватить книгу. Палата содрогнулась, посыпались обломки, сорвалась со стены картина, треснул хрустальный потолок. Этого можно было ожидать.