Рождение Зимы

Эньяра встала на колени рядом с на'киримом и обняла его:

— Прощай, — прошептала она, поднялась и пошла следом за киринином.

— Оризиан… — начал Рот, но Оризиан выдернул у него руку и обхватил Иньюрена, как до этого сделала его сестра. Он попытался приподнять тело Иньюрена и прижать его к себе. Он чувствовал, как поднимаются и опадают ребра на'кирима, слышал прерывистое дыхание.

Иньюрен сказал ему в ухо:

— Уходи. Он уже близко. Иди, Оризиан. Я тебя не забуду.

— Мы увидимся снова, — ответил Оризиан и позволил наконец Роту поднять себя на ноги. Тот осторожно повел мальчика.

X

Лес дышал мягким вечерним дыханием, от самого легчайшего ветерка покачивая веточками. Сова, устроившаяся на самом высоком дубе, изредка мигая, наблюдала, как внизу спешат какие-то легконогие существа. На невысоком скалистом холме медведь, вынюхивавший насекомых в забитых всякой трухой трещинах, поднял голову и начал вертеть носом во все стороны, потом, раздраженно сопя, слез со скалы и убрался подальше. Какие-то скачущие существа пронеслись мимо холмика, то исчезая на мгновение в лесу, то опять появляясь. От их легких прыжков мыши попрятались в мягкий мох. Засохший лист, едва ли не последняя крупица осени, одиноко падая, кружился по спирали, но опять взвился и некоторое время еще кувыркался вслед за промчавшимся вниз существом.

* * *

Иньюрен безучастно смотрел на реку. Сзади него был дин хейн. В ушах грохотал водопад. Еле-еле пробивалось зимнее солнце и освещало только самые верхушки утесов, острые края которых уходили в небо. Как красиво! Он всегда любил это время года.

Перед внутренним взором проплыло лицо. Эсс'ир. На всегда спокойном лице читалась такая боль, что с этим трудно было примириться. Он отбросил видение и стал смотреть на лес, что стоял вниз по течению. Он ждал. Сколько придется ждать, он не знал.

Иньюрен думал о том, как странно все кончается. Неужели все так легко кончится? Может, конечно. Его путь был соткан из тысяч маленьких случайностей: один блуждающий на'кирим случайно встретил хорошего человека в замке на море; другого на'кирима снедают гнев и горечь; когда-то, давным-давно, женщина в лихорадочном припадке посеяла семена культа, и они спустя многие годы проросли, чтобы восстановить Тана против Тана; стрела из темноты. Всего одна стрела.

Он увидел тени, мелькавшие среди деревьев. Больше никаких признаков их приближения не было. Просто он знал, что это были они. Они появились сначала поодиночке, потом вышли и остальные. Киринины стояли широким полукругом и смотрели на него. И опять не было никаких звуков кроме шума воды.

Иньюрен слегка колебался. Потребуются ужасные усилия, чтобы встать на ноги. Хотя боли вроде бы сейчас не было, но любое напряжение может повредить что-нибудь внутри. У него было такое ощущение, будто его мысли стремятся рассеяться и унестись вверх. Он должен удержать их. Он взглянул наверх. Небо было чистым и голубым. Воздух казался таким прозрачным, что можно было бы увидеть тот край света, где не давят близкие, как здесь, скалы. На мгновение Иньюрену показалось, будто он всплывает к этому синему простору, но усилием воли ему удалось вернуть себе ясное сознание.

Вот и Эглисс появился верхом на вороной лошади. На'кирим проехал сквозь линию кирининов и смотрел на Иньюрена. Лошадь тяжело поводила боками и приплясывала на мягкой, влажной земле.

Эглисс отдал повод одному из кирининов, соскочил с седла, похлопал лошадь по холке и пошел вперед.

— Ты плохо выглядишь, — чуть склонив голову набок, сказал он.

— Я устал, — согласился Иньюрен. В уме у него слова прозвучали четко, на самом деле он произнес их невнятно и с трудом.

Эглисс сдернул перчатки, заткнул их за пояс и сжал пальцы. Лошадь еще топталась у него за спиной и помахивала головой.

— Ты умираешь? — спросил Эглисс.

Иньюрен закрыл глаза и ответил:

— Да.

— Давай вернемся со мной. У Белых Сов есть хорошие целители. Может, ты еще выживешь.

Иньюрен осторожно покачал головой, он боялся головокружения:

— Нет.

— Но это же глупо. Зачем умирать такой никчемной смертью? Научишь меня всему, что знаешь, останешься со мной.

Иньюрен молчал. Что-то поднималось из живота к груди. Ноги, прежде такие тяжелые, теперь стали легкими, почти невесомыми. Он слышал, как слабо бьется его сердце.

— Не покидай меня. Ты мне нужен. Пожалуйста, — тихо попросил Эглисс. Он умолял, он был почти в горе.

— Я не могу остаться, — ответил Иньюрен. Он прилагал огромные усилия, чтобы отчетливо видеть лицо собеседника. Как будто красная тонкая сетка была натянута на глазах у Эглисса, и кожа у него была, как у трупа. Воспаленная рана портила нижнюю губу. Имелись и другие, не столь явные знаки, которые только Иньюрен мог прочесть.

— Ты перехитрил самого себя, не так ли? Предпринял что-то, что было выше твоих сил?

Эглисс небрежно отмахнулся, но Иньюрен сразу почувствовал его раздражение.