Читаем Рождение звука полностью

– Помнишь… Рождество, когда твой брат нарядился Санта-Клаусом?

Этого он тоже не помнил и не на шутку разозлился. Всю короткую жизнь своего ребенка он доверил этой незнакомке. И вот теперь она знала жизнь Люсинды вдоль и поперек.

Нет, она не наглела, не грубила. Только порозовела, будто от стыда за него. Спросила застенчиво:

– А помнишь мою морскую свинку?

Беспорядочно тыча и шаря в памяти, словно в поисках выключателя на пороге темной комнаты, Фостер брякнул:

– Ринго!

– Руфус, – озабоченно поправила девушка.

И ведь опять верно!.. Несколько перекрестков проехали в полной тишине.

– Куда мы едем, пап?

– Не смей меня так называть.

Она слишком хорошо знала свою роль, и Фостер понял, что проиграл. То был классический переворот: родитель впал в детство, а яйца принялись учить курицу.

Увидев первое попавшееся свободное место, он припарковался. «Люсинда» украдкой глянула на телефон: только бы успеть заметить, сколько времени. Следующий час обещал быть долгим и неприятным.

– Спасибо, – начала она приглушенным голосом, – за ожерелье.

Прикоснулась к жемчугу, боясь, что он потребует вернуть.

Фостер взял с кресла учебник.

– Узнаешь?

Он мотнул головой в сторону высоченной офисной башни в конце квартала, приветливой, как надгробье. Девушка тоже наклонилась вперед, вглядываясь за ветровое стекло.

– Паркер-Моррис-билдинг, – наконец, поняла она. – Где папочка… где ты раньше работал.

Фостер выбрался из машины, словно наживку, захватив учебник. Размашисто шагая по тротуару, крикнул через плечо:

– Помнишь, как потерялась в тот раз?

Она выбралась через дверь со своей стороны, кинулась за ним.

– Да, – продолжал он, удаляясь. – Мы с мамой и не думали, что еще увидим тебя.

Почти на бегу, чтобы не отставать, «Люсинда» щебетала:

– У вас на работе был день, когда папы приходят с дочками…

Не замедляя шагу, он требовал продолжения:

– Ну и?..

Натыкаясь на пешеходов, потерявшись и потеряв уверенность, она ответила:

– Я хотела поиграть?.. Я хотела поиграть в прятки на лифте.

Они стояли у входа в башню. Девушка не оставляла попыток забрать учебник. Может, потому что была студенткой театрального, а может, потому что в учебнике лежал гонорар.

– Люсинда, – сказал Фостер, – хочешь поиграть с папой?

В Джимми она особенно ценила ноги. Ноги у него были длинные, Джимми легко ставил ступню ей на затылок. Он переворачивал ее лицом вниз, хватал за бедра и задирал задницу. Джимми достаточно было всего раз посмотреть видео. Ох уж этот Джимми, сальные дреды и изрытое оспинами лицо. Нос словно сто лет в банке с маринадом плавал. Голый, он был тощий и кожистый, как окаменелость из торфяного болота. Он никогда не спрашивал о синяках, оставленных прежним дружком Митци. Не спрашивал и о шрамах на руках и спине, что остались от тех, кто был до того. Джимми посмотрел видео у нее дома. Порнуха для мужика – что инструктаж.

Крошечный человечек-мужчина на экране перевернул крошечного человечка-женщину лицом вниз. Поставил на колени, подняв ее задницу, при этом лицо женщины осталось на полу – человечек придавил ее крошечный затылок своей крошечной пяткой. Другая пятка осталась на полу, и, согнув колено этой другой ноги, человечек присел и вошел ей в задницу. Не у каждого это получалось, но Джимми справлялся легко.

Словно ученик на уроке танцев, он заботливо перевернул Митци и поставил босую ногу на затылок. Кровать слишком вихлялась, и они сползли на ковер. Как и человечек на экране, Джимми плюнул ей на задранную вверх дырку. Плюнул точно и тепло. Что ж, уже лучше, чем было с Веселым Цыганом, – тот жевал табак.

Джимми вставил головку члена. Затем, приседая, согнул ногу и воткнул ей так, что вес всего тела пришелся на одну точку. Другая нога стояла на затылке. Рот Митци зарылся в ковер, в котором утонул крик:

– Сильней! Дави сильней!

Вино из желудка хлынуло в горло, она сглотнула – вино напополам с блевотиной и снотворным. Напряглась, крутя головой, – пусть пятка плющит шейные позвонки. За этим Митци и бродила по Риверсайду, игнорируя злобные взгляды местных девиц, пока не нашла Джимми. Длинноногого Джимми с грибком на ногтях, которыми он теперь уперся ей прямо в челюсть. Тот, что был раньше, Веселый Цыган, плохо держал баланс. Вроде все при нем: развязный, всегда под метом, отчего ебаться хотел, как кролик. Вот и верь после этого, что у мотоциклистов жопа железная. Едва успевал пару раз вяло топнуть Митци по затылку. Да она сама грушу в спортзале мощнее пинала! Пошлепает ее да придушит. Но всякий раз, когда Митци приходила в себя, он уже храпел в постели.

Что тут добавить? Из-за татушек Веселый Цыган выглядел фарфоровым. Волосы ей рвал беспощадно, кожа на голове болела. Не сосчитать, сколько раз она усаживала его смотреть этот фильм, однако все, что у Цыгана получилось, – так это выбить ей зуб и порвать жопу. Кровищи из трещины в анусе потом охренеть сколько было, и заживало больше месяца.

Человечек на экране потребовал:

– Давай сюда свою дыру! – и шлепнул партнершу по заднице.

Джимми рыкнул низким голосом и потребовал:

– Давай сюда свою дырку, сука, – и шлепнул Митци по ляжке.

Перейти на страницу:

Все книги серии От битника до Паланика

Неоновая библия
Неоновая библия

Жизнь, увиденная сквозь призму восприятия ребенка или подростка, – одна из любимейших тем американских писателей-южан, исхоженная ими, казалось бы, вдоль и поперек. Но никогда, пожалуй, эта жизнь еще не представала настолько удушливой и клаустрофобной, как в романе «Неоновая библия», написанном вундеркиндом американской литературы Джоном Кеннеди Тулом еще в 16 лет.Крошечный городишко, захлебывающийся во влажной жаре и болотных испарениях, – одна из тех провинциальных дыр, каким не было и нет счета на Глубоком Юге. Кажется, здесь разморилось и уснуло само Время. Медленно, неторопливо разгораются в этой сонной тишине жгучие опасные страсти, тлеют мелкие злобные конфликты. Кажется, ничего не происходит: провинциальный Юг умеет подолгу скрывать за респектабельностью беленых фасадов и освещенных пестрым неоном церковных витражей ревность и ненависть, извращенно-болезненные желания и горечь загубленных надежд, и глухую тоску искалеченных судеб. Но однажды кто-то, устав молчать, начинает действовать – и тогда события катятся, словно рухнувший с горы смертоносный камень…

Джон Кеннеди Тул

Современная русская и зарубежная проза
На затравку: моменты моей писательской жизни, после которых все изменилось
На затравку: моменты моей писательской жизни, после которых все изменилось

Чак Паланик. Суперпопулярный романист, составитель многих сборников, преподаватель курсов писательского мастерства… Успех его дебютного романа «Бойцовский клуб» был поистине фееричным, а последующие работы лишь закрепили в сознании читателя его статус ярчайшей звезды контркультурной прозы.В новом сборнике Паланик проводит нас за кулисы своей писательской жизни и делится искусством рассказывания историй. Смесь мемуаров и прозрений, «На затравку» демонстрирует секреты того, что делает авторский текст по-настоящему мощным. Это любовное послание Паланика всем рассказчикам и читателям мира, а также продавцам книг и всем тем, кто занят в этом бизнесе. Несомненно, на наших глазах рождается новая классика!В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Чак Паланик

Литературоведение

Похожие книги

Апостолы игры
Апостолы игры

Баскетбол. Игра способна объединить всех – бандита и полицейского, наркомана и священника, грузчика и бизнесмена, гастарбайтера и чиновника. Игра объединит кого угодно. Особенно в Литве, где баскетбол – не просто игра. Религия. Символ веры. И если вере, пошатнувшейся после сенсационного проигрыша на домашнем чемпионате, нужна поддержка, нужны апостолы – кто может стать ими? Да, в общем-то, кто угодно. Собранная из ныне далёких от профессионального баскетбола бывших звёзд дворовых площадок команда Литвы отправляется на турнир в Венесуэлу, чтобы добыть для страны путёвку на Олимпиаду–2012. Но каждый, хоть раз выходивший с мячом на паркет, знает – главная победа в игре одерживается не над соперником. Главную победу каждый одерживает над собой, и очень часто это не имеет ничего общего с баскетболом. На первый взгляд. В тексте присутствует ненормативная лексика и сцены, рассчитанные на взрослую аудиторию. Содержит нецензурную брань.

Тарас Шакнуров

Контркультура
Семь лепестков
Семь лепестков

В один из летних дней 1994 года в разных концах Москвы погибают две девушки. Они не знакомы друг с другом, но в истории смерти каждой фигурирует цифра «7». Разгадка их гибели кроется в прошлом — в далеких временах детских сказок, в которых сбываются все желания, Один за другим отлетают семь лепестков, открывая тайны детства и мечты юности. Но только в наркотическом галлюцинозе герои приходят к разгадке преступления.Автор этого романа — известный кинокритик, ветеран русского Интернета, культовый автор глянцевых журналов и комментатор Томаса Пинчона.Эта книга — первый роман его трилогии о девяностых годах, герметический детектив, словно написанный в соавторстве с Рексом Стаутом и Ирвином Уэлшем. Читатель найдет здесь убийство и дружбу, техно и диско, смерть, любовь, ЛСД и очень много травы.Вдохни поглубже.

Cергей Кузнецов , Сергей Юрьевич Кузнецов

Детективы / Проза / Контркультура / Современная русская и зарубежная проза / Прочие Детективы