Все верно. Этого я и боялась с тех пор, как попросила Клифтона забрать Хоторна из пехоты. Показала ему свое слабое место.
– Врата Зари хотят перемен, Розель, – продолжает Долтри. – Общество Розария заинтересовано в сохранении статус-кво, в превосходстве перворожденных аристократов. Не думай, что мы одинаковые. Наша единственная точка соприкосновения – забота о твоем благе.
Дверь закрывается. Я молча изучаю потолок. Голова гудит. Никак не могу лечь поудобнее – все болит.
– А если бы убили твоего брата, Рейкин? Что бы ты сделал?
Тот безмолвно подходит к окну. Стоит в лучах солнца, напоминая статую божества.
– Я бы взял на поле боя фамильный меч, чтобы убить как можно больше врагов, пока самого не свалили бы на землю. А потом меня бы спас крошка-Меч. – Он достает из кармана какой-то предмет. Это мой фонарик. Рейкин внимательно его изучает. – Вернул бы вещицу тебе, но слишком к ней привязался.
– Что случилось с твоим братом?
– Радикса убили цензоры. Ему было всего десять.
– Третьерожденный?
– На самом деле пятый, – невесело улыбается Рейкин, – но они этого не знали. Они и мать убили, и протащили ее тело по улицам города.
– Прости. – Бросаю взгляд на его левую руку: там горит золотая звезда. – Ты перворожденный.
– Да. У меня трое братьев. Двое младших скрываются. Я позабочусь, чтобы им выдали новые метки.
– А где твой второрожденный брат?
– Мы ничего не слышали о нем уже два года – с тех пор, как он совершил Переход.
– Как его зовут?
– Рэнсом Винтерсторм. У моего отца было нестандартное чувство юмора[2]
. Я бы вас познакомил, но он умер, защищая мать.Стало понятно, как Рейкин оказался на поле боя в тот мрачный день.
– Прости. Я не знакома с ним, но могу сделать для тебя запрос.
– Может, ему лучше не знать, что у нас произошло. Я был не таким уж хорошим братом. Он, наверное, и видеть меня не захочет.
– Ты его любишь?
– Да.
– Захочет. Уж поверь, я знаю, о чем говорю.
Он поворачивается ко мне. Что-то в его лице меня притягивает. Может быть, наша схожесть. Его даже тренировали так же, как меня. Он смотрит на меня и видит именно меня, а не девушку, которая росла под объективами камер.
– Ты вернешься и защитишь своего брата, – негромко говорит Рейкин. – Я бы на твоем месте поступил именно так. Розель, я не хочу, чтобы между нами стояла ложь, так что знай: если мне прикажут убить Габриэля – я так и сделаю. Не колеблясь перережу ему горло, и ты меня не остановишь.
19. Дело в шляпе
Вскоре в комнату приходит девушка, окидывает меня беглым взглядом и кладет на кровать стопку одежды.
– Меня зовут Мэгс, – заговорщицки подмигивает она. – Я работаю на перворожденного Винтерсторма. Он сказал, вам нужно переодеться.
В стопке – исключительно «женственные» тряпки; я раздраженно рычу.
– Что такое? Вам не нравится? – удивляется Мэгс, глядя на меня, как на испорченную аристократку.
– Все очень милое, но… – Я смотрю на Мэгс: на ней рабочий наряд, черные брюки и простая белая блуза. В таком я не буду выделяться. Размер тоже подходит, только Мэгс чуть выше. – Давай поменяемся? Обещаю, неприятности тебе не грозят.
– Я и не переживаю насчет неприятностей. Перворожденный Винтерсторм нам как член семьи. Позволяет навещать родных или сюда их привозить.
Меня злит, что персонал любит Рейкина. Он безжалостный убийца. Я оставила его в живых, и теперь он представляет угрозу моему брату. Иронии в этом столько, что я едва выношу.
– Звучит так, словно лучше него хозяина не найти, – замечаю я, стараясь притвориться хоть капельку искренней. – Рада за тебя.
Мэгс расстегивает блузку.
– Я знаю, что вы для него сделали, – говорит она, и мои руки замирают над пуговицами рубашки Рейкина. – Он был совсем плох, когда отправился на войну. А когда вернулся, сначала мы подумали, что все стало еще хуже. Он начал кричать по ночам, назвал вас «крошкой-Мечом» или «ангелом с черным сердцем». Мы даже боялись, что он сошел с ума после случившегося с его родителями и Радиксом.
– Он говорил обо мне? О том, как мы встретились?
– Да. Но мы поэтому и решили, что он теряет рассудок, ведь хозяин твердил одно – его жизнь спасла Розель Сен-Сисмод.
– Вряд ли спасла. Просто не убила, а это не то же самое.
Мэгс снимает блузку и протягивает ее мне, а сама надевает новую.
– Вы спасли его. Вызвали мед-дрона, и он залатал его раны. И я не только о тех, что были нанесены мечом.
– В каком смысле?
– Мне кажется, вы вернули ему веру в людей, которую он потерял, когда убили Радикса. – Она помогает мне надеть обувь.
С ее помощью я медленно бреду по огромному дому, более современному, чем Дворец, где я росла. Дом столь же красив, как и огромен.
Через кухню размером с нашу раздевалку в воздушной казарме Мэгс ведет меня к черному ходу. Там достает из шкафа плащ и отдает мне.
Мы выходим на улицу и по каменной дорожке направляемся к небольшому коттеджу, что стоит позади главного дома.
– Тук-тук, – окликает Мэгс, толкая входную дверь.
– Мы здесь! – раздается из комнаты голос Хэммон.
Она сидит на диване, на коленях у нее голова Эджертона. Вид у него неважнецкий, примерно как у меня, словно его избила толпа солдат.