—
Камера быстро развернулась и нацелила объектив на верхний этаж больничного корпуса.
—
—
Толпа ахнула, когда стоящий на карнизе мальчик вдруг покачнулся и едва не рухнул вниз.
—
К счастью, парню удалось удержать равновесие, и он остался стоять на карнизе, всем телом припав к стене здания.
Бабушка рядом со мной тихонько охнула и зажала рот ладонью.
Видно было, как человек за соседним окном, отчаянно жестикулируя, что-то кричит мальчику. По всей видимости, Тейлору не понравилось его предложение — он вскинул вверх средний палец, показав неприличный жест.
Среди собравшихся внизу зевак раздались нервные смешки.
Налетевший порыв ветра раздул надетую на мальчика больничную рубашку, и он снова опасно покачнулся на карнизе. Люди внизу дружно вскрикнули, затем…
—
Бабушка снова перекрестилась.
А затем мальчик прыгнул. Точнее, опрокинулся вниз спиной, оторвавшись от стены здания.
«Ну же, лети, лети!» — мысленно подбадривал я его.
Парень перевернулся в воздухе, широко раскинул руки и крылья и после короткого полета приземлился на крышу соседнего, более низкого больничного корпуса. Затем он пробежал в дальний конец крыши и исчез из виду.
Вопящая толпа тоже помчалась вдоль здания.
—
Нервный голос диктора в студии прервал захватывающее повествование:
—
На этом мой сеанс гипноза был прерван тюбиком зубной пасты, пляшущим на экране.
— Мигель, ешь.
— Только если ты тоже поешь, бабуля. Тебе нужны силы.
— Чтобы целый день сидеть в кресле, мне не нужны силы, мальчик.
Моя старенькая бабушка все же попыталась, с видимым усилием, подцепить на вилку мясо, которое я нарезал для нее тонкими ломтиками. Ее разум был, как и прежде, быстрым и острым, но тело стало совсем хрупким и почти невесомым. Мне было больно видеть, какой прозрачной, точно осенний лист, становилась бабушка. Я делал для нее все, что было в моих силах, но знал, что настанет день, когда я больше не смогу ей помочь. Мои мысли прервало появление на экране телевизора знакомой физиономии диктора:
—