До меня, словно издалека, долетал крик мамы. Она появилась возле отца и обхватила его руками, пытаясь перевернуть лицом вверх. Я видел, как на папиной рубашке в районе правой лопатки расползается темное влажное пятно.
И тут я услышал собственный голос:
— Прости меня. Прости. Это моя вина. Это я виноват.
Мама вскинула на меня взгляд. На миг мне показалось, что сейчас она скажет, что ничего страшного не произошло, что все в порядке.
Но мама ничего не сказала.
Она трясла отца за плечи и беспрестанно выкрикивала его имя. Мигель и Пустельга тоже появились рядом. Они что-то говорили, но я не мог разобрать ни слова. Пустельга тянула меня за рукав. Мигель наклонился к моей маме.
В холле я смутно слышал крики эволюционистов. Они отступали, покидая наш дом. Снаружи, над головой, я различал нарастающий гул. Похоже, приближалась гроза.
Постепенно до меня начал доходить смысл слов, которые Мигель говорил моей маме:
— Миссис Оуэн, миссис Оуэн, вам надо увести отсюда Шери. Пожалуйста, миссис Оуэн.
Аккуратно, но твердо Мигель заставил маму оторваться от лежащего на полу отца и подняться на ноги. В углу за перевернутым столом заходилась в плаче Шери. Мама медленно отвела взгляд от мужа и посмотрела на дочь. Внезапно она бросилась к Шери, схватила ее на руки и выбежала в открытую дверь на задний двор, Мигель — за ней. Оба исчезли в сгущающихся сумерках.
— Ястреб! Ястреб! — дергала меня за рукав Пустельга. — Ястреб, посмотри на меня.
Мои губы сами шептали одну и ту же фразу:
— Это моя вина. Это моя вина.
— Нет, Ястреб. Он не…
— ЭТО МОЯ ВИНА!
Пустельга инстинктивно отпрянула от моего крика.
— Это МОЯ вина!
Я развернулся и выскочил во двор. Десяток шагов — и я на улице. Пустельга что-то кричала мне вслед, но у меня не было сил слушать.
Слезы обжигали мне веки, грудь разрывалась от тоски и ужаса. Я взмыл в небо. Изо всех сил работая крыльями, я стал подниматься все выше и выше. Я увидел парящие на фоне облаков темные силуэты. Туи, Сокол, Филин, Рэйвен. Они нашли нас. Отряд снова был вместе.
А затем острый луч белого света пронзил меня и пригвоздил к темном небу, как насекомое к картонке.
Я завертелся в воздухе, заметался из стороны в сторону, неуклюже и беспорядочно взмахивая крыльями. На конце луча, словно державшего меня на мушке, я увидел черную тень вертолета.
Из темноты долетали крики. Отряд звал меня.
Мой мозг взорвался от ярости.
«НЕТ! Вам больше НЕ удастся сцапать никого из нас! Никого, кроме меня!»
Я перестал метаться в воздухе и замахал крыльями: прочь от вертолета, как можно скорее. Я уводил их от Отряда, от моего дома, от мамы, от сестры, от…
Раздираемый горем и гневом, я уходил все дальше и дальше в вечерний город. Вертолет следовал за мной по пятам.
Я несся как безумный, но вскоре начал уставать. Боль в мышцах постепенно вытеснила всю остальную. Первый эмоциональный порыв прошел, уступив место холодной логике. Я понял, что должен увести за собой эволюционистов, причем
Вертолет позади меня поднялся на безопасную высоту — выше крон деревьев и переплетения электрических проводов. Я же держался над самой улицей, лавируя между фонарями и высокими стойками рекламных щитов. Люди, случайно бросавшие взгляд вверх и замечавшие меня, успевали лишь изумленно ахнуть. Однако острый белый луч цепко держал меня на прицеле. Если мне и удавалось ускользнуть от него, то не более чем на несколько секунд.
Сияющий огнями центр Лос-Анджелеса стремительно вырастал передо мной. Усталость накапливалась, мышцы налились тяжестью. Но я знал, что не могу позволить себе сбавить скорость.
По мере того как многоэтажные дома и офисные здания становились все выше, я тоже вынужден был подниматься. Расстояние между мной и висящим над головой вертолетом сокращалось, тем более что мои преследователи, в свою очередь, приближались ко мне. Я заметил впереди ярко освещенное пятно. Бейсбольный стадион! Разгар игры. Трибуны, до отказа забитые болельщиками.
Я не стал раздумывать — иначе у меня просто не хватило бы смелости — и, сложив крылья, ринулся с высоты прямо в наполненную светом чашу стадиона. Теперь вертолет эволюционистов, оказавшись посреди густо растущих небоскребов, был ограничен в маневрах и уже не успевал так быстро, как прежде, ловить меня своим белым лучом. Я ускользнул от них. Но в следующее мгновение едва не ослеп от обрушившегося на меня света прожекторов на стадионе. Если бы не солнцезащитные очки, я, скорее всего, вообще потерял бы ориентацию и дело могло кончиться катастрофой.
Я заложил крутой вираж и, выйдя из пике, стал двигаться вокруг стадиона, держась над краем гигантской чаши. Мне почти не приходилось работать крыльями: я окунулся в поднимающуюся от стадиона жаркую волну воздуха, разогретого миллионами ватт электрических ламп и присутствием десятков тысяч людей, и поплыл в ней, дав себе небольшую передышку после бешеной гонки.