Рожденные на улице Мопра

Валера Филинов — от наркотиков. Сам, говорят, организовал притон, сам и переборщил с дозой».

Жестокий меч — рубака старого мира, пущенный в ход по одной шестой части суши двумя «мудагами», стал усекать русский мир в начале девяностых по миллиону голов в год. После беловежского сговора обвалилась советская империя-держава. Три десятка миллионов этнических русских остались вне родины, новыми изгоями. Даже затрещали швы на раскрое в самой России. На свет высунули национальные рыльца разные президентики, объявили о суверенитетиках, на потеху и горе всему здравому миру.

XXIII

У Алексея угнали машину. Уже вторую за последний год. Красный «форд мондео», малоезженный, который он купил в Голландии и сам пригнал в Москву.

Алексей навещал на Воробьевых горах академика Маркелова, привез ему огромный пакет с продуктами, знал, что авторитет этнограф живет впроголодь; по магазинам, оптовым рынкам не шныряет, а его племянница Ксения слишком ветрена или расчетлива, чтобы часто заезжать к дяде и беречь его здоровье.

С академиком Маркеловым Алексей опять рассуждал о естественном человеке, об острове Кунгу, на котором аборигены берегли законы своего бытия уже несколько столетий и не подпускали к своей цивилизации чужаков, — но о чем бы они ни говорили, все представлялось зыбким, болезненным… Несколько дней назад — об этом судачила вся Москва — здесь же, на академических Воробьевых горах, в доме, что рядом с домом академика Маркелова, произошел бунт. Профессор Карпов, биолог, естествоиспытатель, придя на работу, застал свою лабораторию опечатанной: помещения передавались в аренду немецкой фармацевтической фирме. Профессор поначалу подумал, что это нелепая случайность. «Случайности нет. А к нелепостям надо привыкать, — ответил ему на вопрос директор исследовательского института, профессор Голиков. — Денег на финансирование вашей темы нет и не предвидится. Некоторые направления науки будут заморожены в России навсегда».

Профессор Карпов пришел домой и вышел на лоджию одиннадцатого этажа, захватив с собой табуретку… «Стой! — выкрикнула ему жена. — Ты хочешь уйти из жизни?» — «Да. Мне незачем больше оставаться здесь». — «Почему ты бросаешь меня, ведь я всегда была тебе верной спутницей?» — Они вдвоем забрались на перила лоджии и, взявшись за руки, шагнули вниз.

— Виталий Никанорович, я очень рад, что вы живете на третьем этаже, — сказал Алексей, когда они вспомнили о профессоре Карпове и его супруге. — Это не циничная шутка. Когда у человека отнимают смысл жизни, а на тумбочке возле кровати стоит смертельный яд, шансы на его использование очень высоки.

Уйдя от академика в смурных чувствах: ни наука старика Маркелова, ни он сам, ни ему подобные — в России стали не нужны, Алексей во дворе дома вдруг наткнулся на пустоту. Он огляделся: тут ли оставил машину? Тут! Увели, сволочи! Импортная сигнализация, замки — не преграда. Вот воровской прогресс! Милиция, конечно, машину не найдет. Проще заплатить за розыск бандитам — если машину еще не гонят куда-нибудь на Кавказ.

Алексей выругался, принял утрату с обидой, но без горчины. Он пошагал к метро. По дороге завернул в маленькое кафе, заказал водки.

За окном угасал осенний вечер. Москва притаилась. Облака тяжело, низко плыли над Воробьевыми горами. Сиренево-сизые, дымчато-белесые… Гигантское здание МГУ, обложенное по низу желто-зеленым парком, взнималось центральной башней, мрачным шпилем распарывало тучнистое небо. Что-то напряженное, не познанное прежде таила эта осень.

Водка не пьянила, не веселила. Бармен за стойкой, кавказец в белой рубашке, молодой, чернявый, с набриолиненной прической — волнистые короткие волосы неестественно блестели, — с тонкими усишками, казался отъявленным жучарой, который не только обжуливает на качестве выпивки и коктейлях, но и следит за каждым посетителем и кого-то обо всем осведомляет… Обсчитывает не всех подряд, подумал Алексей, — только русских. Большинство русских людей даже не догадываются, что для всех этих мусульман кавказцев, так же, как для цыган, обмануть русского, объегорить, наколоть «неверного» — это честь и хвала!

У барной стойки на высоком табурете сидела скуластая, размалеванная дивчина в сиреневом атласном платье и черных чулках. Время от времени она оглядывала зал. Наверняка проститутка.

Русские платят проституткам больше, чем остальные нации. Может быть, русский даже от проститутки хочет получить немного любви… А ведь та бабёшка, которая сказанула в телешоу: «В СССР секса нет», была права. Любовь! Любовь может быть разной. Продажной, грешной, даже покупной. Секс — это утоление жажды… Журналисты, которые осмеяли ту бабёшку, безмозглые болваны, которые сами мечтают о любви.

Взгляд Алексея замер на проститутке. Почему он думает об этом? Он опять одинок? Обкраден? Впрочем, можно найти деньги, купить новую машину, завести подружку. Не купить и не завести чего-то другого, что дается иным путем… Каким? Этого не знает даже академик Маркелов.

— В чем же предназначение человека, Виталий Никанорович? — спросил Алексей час назад.